Лев Портной - Хроники похождений

Прокурор незамедлил воспользоваться ситуацией. Пока в зале охали, причитали и кричали «Лекаря! Лекаря!», барон Набах сошел с кафедры, подошел к судьям и говорил им что-то обстоятельное, судя по губам, в выражениях не стесняясь.

— Ну и что теперь, сударь? — спросил я господина Швабрина.

— Друг мой, все идет хорошо, — улыбнулся Алексей Иванович.

Я не знал, чему он радуется. Прокурор в чем-то убеждал судей, растерянный пан Марушевич кивал, какие-то женщины суетились возле Кулебякина, и все это не предвещало ничего хорошего.

Алексей Иванович вышел вперед.

— Ваша честь, — господин Швабрин сильным голосом перекрыл поднявшийся в зале шум, — ваша честь, я протестую против приватных консультаций судей с прокурором во время суда. И взываю к вашему авторитету! Наведите, пожалуйста, порядок!

Пан Марушевич выпрямился, но сказать ничего не успел.

— А этому господину понадобился лекарь! — продолжил Алексей Иванович. — Здесь как раз присутствует подходящий специалист! — Он повернулся к залу и позвал: — Федор! Федор, прошу тебя!

Федор поднялся со своего места и прошел вперед.

— Разойдитесь, господа, разойдитесь! — прокричал он.

Изъяснялся он по-русски, и местные жители его не поняли. Но при его приближении те, кто хлопотали возле Кулебякина, отошли в сторону. Федор имел вид человека, только что вернувшегося с каторги и ищущего случая на каторгу вернуться. От него хотелось держаться подальше. Федор наклонился к Кулебякину и большим пальцем надавил старику в плечо, в ямочку под ключицу.

— Ай! — вскрикнул Кулебякин и отмахнулся от ручищ Федора.

— Ну вот, видите! — воскликнул Алексей Иванович. — Вот он и выздоровел! Его болезнь называется симуляцией и при известном подходе легко лечится. Спасибо, Федор!

Подручный господина Швабрина поклонился и вернулся к Хьюго и Гарри. Возмущенные голоса слились в единый гул. Я рассмеялся. Теперь Кулебякин выглядел посмешищем.

— Ну, мы еще повоюем, — шепнул Алексей Иванович.

Пан Марушевич пришел в негодование, топал ногами и кричал на Кулебякина. Из-за воцарившегося шума я не разобрал слов судьи, но понял, что анкрояблзу розог не избежать. Я оглянулся и увидел даму с черной вуалью как раз в тот момент, когда она поправляла головной убор. На мгновение оказалось открытым ее лицо. Это была незнакомая женщина. Я посмотрел на незнакомку в белом, сердце колотилось в груди: я боялся, что она откинет капюшон и окажется еще кем-нибудь, но не Валери де Шоней.

Пан Марушевич сумел восстановить порядок в зале и разрешил господину Швабрину начать допрос. Алексей Иванович повторил вопрос:

— Уважаемый Степан Иванович, расскажите, милостивый государь, что вы видели и слышали в Кронштадте в ту ночь, когда там останавливался великий князь Александр Павлович, путешествовавший под именем графа Норда? Вы же подслушивали разговор цесаревича, у нас есть свидетели.

— Его высочество Александр Павлович изволили спорить, — промямлил анкрояблз Кулебякин.

— А с кем спорил великий князь? — спросил господин Швабрин.

— Великий князь изволили спорить вот с этим господином, — с этими словами старик показал на Мировича.

Василий Яковлевич покраснел и насупился. А анкрояблз Кулебякин, видимо, решил, что терять ему нечего, и его понесло. Он передал содержание разговора Мировича с цесаревичем. Но и этого ему показалось мало. Он, вероятно, принадлежал к той категории людей, которые, если заведутся, то уж не остановятся, даже если сказанное обернется им же во вред. Кулебякин рассказал, как я его прогнал. А потом ко всеобщему изумлению поведал, что, обидевшись на меня, похитил пистолет у пьяного офицера и выстрелил в окно гостиной, где находился великий князь.

— Ничего не понимаю! Этого не может быть! — вдруг воскликнул Мирович.

На его слова не обратили внимания. Зал гудел. Шокированный пан Марушевич хлопал глазами, а барон фон Бремборт и герцог Эйзениц, судя по лицам, жалели о том, что высунули носы из своих провинций. Анкрояблз Кулебякин, довольный произведенным эффектом, держался героем.

Пан Марушевич добился тишины и повернулся к свидетелю.

— Господин Кулебякин, — промолвил он. — Каждый раз, как вы выходите сюда, вы сообщаете удивительные вещи. То вы поразили почтенную публику рассказом об особых отношениях с покойной российской императрицей, а теперь сообщаете, что стреляли в ее внука, в русского цесаревича. Да вы в своем ли уме, сударь?

— Еще как в своем! — закричал анкрояблз Кулебякин. — И я сообщу вам новые факты, которые не оставят сомнений в истинности моих слов. После того, как я выстрелил в окно, как я и предполагал, подозрение пало на подлого Федоркина. И поручик Мирович даже изловчился поймать мерзавца. Но подлому Федоркину удалось вырваться и оглушить господина Мировича, он ударил его кулаком в лицо и удрал. А господин Мирович остался с воротником в руках, этот воротник оторвался от кафтана подлого Федоркина. И послушайте меня, милостивые государи, послушайте! Этот подлый Федоркин проявил верх наглости! Знаете, что он сделал?! Он воспользовался тем, что господин Мирович не разглядел лица обидчика, и имел наглость в одной компании с ним отправиться в плавание на флейте «Эмералд…»!

Анкрояблз Кулебякин не договорил. Девичий визг прервал его речь. Кричала Мадлен. Я обернулся посмотреть, что произошло, и получил удар вскользь по лицу.

— Так это был ты! Это был ты, Дементьев! Я знал, что это был ты!

Разъяренный Мирович набросился на меня. Столик, за которым я сидел, перевернулся, и мы перелетели через него. Полицеймейстеры бросились на взбесившегося Василия Яковлевича. На помощь им поспешил некусаный.

— Сударь! Это какая-то ошибка! Клянусь богом, за всю ночь граф Дементьев не покинул палатки!

— Я тебе поклянусь! — огрызнулся Мирович и, вырвавшись из рук конвоиров, врезал по зубам некусаному.

Наконец-то этот господин хоть по морде получил!

Пану Марушевичу — в который раз — пришлось потрудиться, чтобы навести порядок в зале. Когда Мирович угомонился, а присутствующие притихли, председательствующий выпрямился и обвел взглядом зал. Его глаза сверкали, даже толстый слой пудры не скрывал раскрасневшихся щек.

— Вот что, господа, — произнес он. — Мы рассматриваем дело об убийстве князя Дурова, мы знаем, кто убийца, мы обязаны установить степень его вины, и нам нет нужды разбираться в похождениях разных безумцев и одержимых какими-то маниями! Мы составили протоколы ваших показаний и отправим их в Санкт-Петербург. Да и вас под конвоем препроводим в Россию. Пусть российское правосудие разбирается, как квалифицировать выстрел в окна великого князя. Бог даст, сударь, вам зачтутся заслуги перед покойной императрицей! Мы же вернемся к предмету нашего разбирательства. И, поскольку неопрошенных свидетелей более не осталось, я предлагаю обвинению и защите выступить с последним словом, прежде чем суд удалится для принятия окончательного решения.