Александр Прозоров - Крестовый поход

Константинополь, Византия, Царьград… Последнее название города нравилось Егору больше всего. А еще больше нравилось то, что теперь он уже никогда не станет именоваться Стамбулом. Царьград! Многовековая мечта всех славянских правителей, символ могущества, богатства, христианства, главный герой множества сказаний.

Укрепления города открылись русским ратям еще издалека. Двойные каменные стены – передние высотой около четырех саженей и десяти-одиннадцати задние; могучие квадратные башни через каждую сотню шагов, ров тридцати шагов в ширину. И вся эта неприступная монументальная мощь уходила вправо и влево куда-то в бесконечность, измеряемая не саженями, а многими верстами!

Даже Егору, повидавшему в своей жизни немало городов-миллионников, стало не по себе от осознания размеров Царьграда. А уж его воины, которые двадцати-тридцатитысячные поселения уже почитали за города-гиганты, и вовсе притихли, подавленные увиденным величием.

– Стены-то потрепанные! – громко сказал князь Заозерский, чтобы хоть немного их приободрить. – Сразу видно, что долгую осаду выдержали, а ремонтировать теперь не на что. И стражники вон через две башни на третьей. Видать, вовсе войск у императора не осталось. Думаю, дня за четыре без труда раздолбим в любом месте.

– Мы же сюда не воевать приехали, сын мой? – забеспокоился от таких речей архиепископ новгородский, тоже созерцавший открывшуюся впереди священную твердыню.

– Нет, отче. Ведь мы принесли сюда мир и свободу от иноземного ига, а не кровь и разорение. Прошу тебя, отец Симеон, ступай к воротам и сообщи, что люди русские, завершая свой поход, затеянный во имя спасения православия, и освободив от латинской деспотии многие сотни городов на своем пути и несколько стран, желают войти в Золотые ворота и проследовать к храму Святой Софии. Ибо тот поход, который совершен нами, закончиться может только на ступенях главного христианского храма, и нигде более.

– Хорошо, сын мой, – степенно кивнул архиепископ. – Я передам твои слова.

– Пушки пока не снимайте! – так же громко распорядился князь Заозерский. – В этом городе, я полагаю, ворота перед нами откроются и без них.

Архиепископ вел переговоры около часа, быстрым шагом вернулся назад и провозгласил:

– Готовьтесь к крестному ходу, братья мои во Христе! Сердце православия ждет нас и молится за наше мужество. Князь Егорий, спешивайся немедля! Тебе, как достойнейшему из достойных, доверим мы нести священный крест Иерусалимский [39]из храма Новгородского в храм Царьградский!

Егор послушно спешился, пока еще не очень понимая, что именно происходит. Однако очень скоро монах из свиты архиепископа вручил ему большущее деревянное распятие на длинном копейном ратовище. Другие священники торопливо занимались переоблачением, разжигали лампады, требовали от ратников отвести лошадей назад, в самый конец походной колонны.

– Кайся, сын мой! – потребовал Симеон, подойдя к князю.

– Грешен, чего уж там, – признался Вожников.

– Именем Господа нашего Иисуса отпускаю тебе грехи твои, чадо. Войди в сей город чистый душой и разумом, – осенил его знамением архиепископ. – Ты идешь первым, я за тобой. Ну, с Богом!

Егор вздохнул, перекрестился, поднял большой крест и медленно зашагал по дороге в сторону Константинополя. За его спиной послышалось заунывное песнопение – священники молились. Впереди же медленно опускались пролеты широкого подъемного моста. Они коснулись земли в тот миг, когда князю Заозерскому оставалось сделать до рва всего лишь три коротких шага. А когда Вожников ступил на доски настила, перед ним так же медленно стали отворяться окованные бронзой величественные Золотые ворота.

Это был первый город, который Егор брал столь оригинальным способом.

Величественный снаружи, изнутри Царьград произвел на Егора самое гнетущее впечатление. Развалины, развалины, развалины. Развалины Большого дворца, разрушенного крестоносцами двести лет назад, да так и не восстановленного, развалины дворца Дафна с той же судьбой, развалины дворца Труфно, развалины ипподрома, разграбленного во время полувековой католической оккупации и заброшенного, развалины храма Богоматери Фаросской с той же судьбой. Дома без крыш и окон, зарастающие травой улицы, пасущиеся на площадях козы… Через несколько часов прогулки Егор понял, что же напоминает ему этот город. Больше всего Константинополь походил на заброшенный завод, о былом величии которого напоминают мощные стены, балки козловых кранов, фундаменты прокатных станов, но ныне на огороженном стенами пространстве бродили лишь редкие сторожа и бегали одичавшие кошки [40].

Сказочный Царьград как был, так и остался городом из мечты. В реальности от него сохранились только непостижимо громадный храм Святой Софии и несколько особо везучих строений с остатками былой роскоши, непригодными к вывозу: белокаменными колоннадами, мраморными лестницами, мозаиками, росписями, наборными полами из разноцветного камня.

Наваждение спало, и в Сигму – одно из зданий Большого дворца – Егор вошел уже суровый и задумчивый, колеблясь, что проще: попытаться вдохнуть жизнь в эти руины или плюнуть на них и перенести резиденцию вселенского патриарха на север, в победоносный Великий Новгород?

Отведенные князю просторные покои стали очередной каплей, упавшей на его израненную разочарованием душу. Когда-то это был зал для приемов, в центре которого стоял посеребренный бронзовый фонтан «Чаша Триконха». Чаша фонтана, наполненная орехами и миндалем, поливалась струями из вина и меда. По краям двора было еще два мраморных фонтана в виде львов, а в центре возвышался один из императорских золотых тронов, украшенный драгоценными камнями.

Теперь в центре гулкого пустого помещения сидящий на корточках Федька деловито разделывал барашка, сбрасывая куски мяса в деревянную миску, в то время как Елена, сидя на возвышении для трона в складном походном кресле, любовалась росписью потолка, по которому неслись по кругу стремительные римские колесницы.

– Чем это ты занимаешься, боярин?

– Угощение от византийского императора! – радостно сообщил паренек.

– Не понял? – склонил голову набок Егор.

– Ну, порадовать он нас решил. Желает, чтобы гостили в довольстве и сытости. Вина кувшин прислал и вот, барашка, – пояснил Федька. – Я по твоему способу сделать хочу. Кусочками порезать, потомить маненько с пряностями, а опосля на вертелах над углями зажарить.

– Знаешь что… – погладил подбородок Вожников. – Давай-ка нож сюда да беги пастыря нашего поищи, Симеона. Шепни, разговор к нему важный имеется. Пусть сюда подойдет. Я тут просторно обосновался, лишних ушей не будет.