Кассандра Клэр - Город падших ангелов

Когда же Валентин сказал, что Джейс и Клэри – брат и сестра, Джейс понял: есть вещи ужаснее. Его любовь оказалась грехом чуть ли не вселенского масштаба; самое чистое и безупречное в его жизни вдруг обернулось самым непростительным. Отец говорил: когда ангелы пали, их муки были безграничны, ибо падшим не суждено вновь узреть лик Божий. И Джейс понимал, чувствовал силу их боли. Желание нисколечко не ослабло, лишь обратилось пыткой.

Порой тень того мучения омрачала воспоминания, даже когда Джейс целовал Клэри – вот как сейчас. Он обнял ее с новой силой. Удивленно охнув, девушка, однако, не воспротивилась. Оторвав Клэри от пола, Джейс перенес ее на кровать.

Комкая письма, они устроились на матрасе. Освобождая место, Джейс отпихнул в сторону шкатулку. Сердце пойманной птицей колотилось о ребра. Еще никогда они с Клэри не ложились вместе в кровать. Та ночь в Идрисе не в счет, тогда они только держались за руки. Джослин тщательно следила за дочерью, не позволяя той провести ночь наедине с возлюбленным. Ей плевать на Джейса. И правильно, на ее месте Джейс и сам не больно обращал бы внимание на свои чувства.

– Люблю тебя, – шептала Клэри, стаскивая с Джейса рубашку и проводя пальцами по шрамам у него на спине и особенно нежно по звездообразному шраму на плече. Точно такой – наследие ангельской крови – имелся и у нее. – Будь со мной, не оставляй…

Одной рукой Джейс потянулся распустить узелок на блузке, второй нащупал кинжал на кровати. Должно быть, оружие выпало из шкатулки.

– Мы ни за что не расстанемся.

Клэри посмотрела на него блестящими глазами и спросила:

– Ты так уверен?

Стиснув рукоять кинжала, Джейс поднял его. Лунный свет отразился от клинка.

– Да, уверен, – сказал Джейс и нанес удар. Лезвие вспороло плоть как бумагу. Губы Клэри сложились в удивленное «О», и алая кровь окрасила белую блузку.

Господи милосердный, опять…

Просыпаясь от кошмара, Джейс словно пролетал сквозь витражное окно. Лицо будто секло осколками. Задыхаясь, он сел на кровати, инстинктивно перекатился на бок, пытаясь спастись от остатков сна, и рухнул на каменный пол. В открытое окно врывался холодный ветер, заставляя дрожать и в то же время помогая вырваться из липких щупалец сновидений.

Крови на руках Джейс не увидел. Постель скомкалась: простыня, одеяло – все в одну кучу. И только отцовская шкатулка спокойно стояла на прикроватной тумбочке, куда Джейс аккуратно отложил ее перед сном.

Первое время Джейса рвало. Наученный опытом, он старался не есть за несколько часов до сна. Лишенное пищи, тело отыгрывалось по-своему: Джейса скручивало от жестоких спазмов и сухих рвотных позывов.

Когда приступ прошел, Джейс прижался лбом к холодному камню пола. Пот постепенно остывал, рубашка липла к телу. Как бы эти сны в конце концов его не убили… В попытках избавиться от них Джейс перепробовал все доступные средства: обычное снотворное и зелья, руны сна и руны умиротворения, лечащие руны – ничего не помогало. Сны отравой проникали в разум, и ничто не могло их вывести.

Даже в часы бодрствования Джейс не мог спокойно смотреть на Клэри, а она видела его насквозь, как никто другой. Что она подумает, узнав, какие сны видит возлюбленный?! Перекатившись на бок, Джейс посмотрел на искрящуюся отраженным светом шкатулку и вспомнил Валентина. Валентина, посадившего под замок и пытавшего единственную любимую женщину, научившего сына – обоих сыновей, – что любить значит убивать.

«Я не Валентин. Не хочу становиться таким, как он, и не стану. Не стану».

Джейс повторял эти слова снова и снова, и мысли вращались в голове бешеным вихрем. Отцовская аксиома стала для него мантрой, и, как в любой мантре, слова постепенно утратили изначальный смысл.

Он вспомнил Себастьяна, то есть Джонатана, своего, так сказать, братца. Вспомнил злобный оскал на обрамленном спутанными прядями серебристых волос лице; его глаза, мерцающие огнем беспощадной злобы. Вспомнил, как вонзил ему в спину нож. И как потом мертвое тело поплыло вниз по реке. Как темная кровь мешалась с травой, илом на берегу, тиной и водорослями.

«Я не Валентин».

Джейс нисколько не жалел об убийстве. Выпади ему шанс – снова убил бы Себастьяна.

«Не хочу становиться таким, как он».

Однако неестественно убить – убить сводного брата – и ничего после не чувствовать.

«И не стану».

Правда, отец учил: беспощадное убийство – великое умение. Уроки родителей не так-то легко забываются.

«Я не стану таким, как он».

И люди редко меняются.

«Я не стану…»

«В СТЕНАХ ЭТОГО СВЯТИЛИЩА

ХРАНЯТСЯ УСТРЕМЛЕНИЯ ВЕЛИКИХ СЕРДЕЦ

И БЛАГОРОДНЫЕ СВЕРШЕНИЯ, ЧТО ВОЗВЫШАЮТСЯ

НАД МИРСКОЙ СУЕТОЙ, ВОЛШЕБНЫЕ СЛОВА,

ЧТО ЗАСТАВЛЯЛИ СВЕТИТЬ ЗВЕЗДЫ,

И БЕССМЕРТНЫЕ ЗНАНИЯ».

Саймон смотрел на выбитую в камне, тускло поблескивающую надпись – приветствие над входом в Бруклинскую публичную библиотеку. Сидя на нижней ступени крыльца, вампир следил, как каждое слово оживает в свете фар проезжающих мимо машин.

Ребенком Саймон очень любил сюда наведываться. Сбоку в здании имелся отдельный вход для детей. Встречаясь возле него по субботам, Клэри и Саймон проходили внутрь и, набрав по стопке книг, выбегали в Ботанический сад. Там, на лужайке, часами читали под шум отдаленного дорожного движения.

Саймон сам не заметил, как дошел до библиотеки. Дом он покидал в большой спешке и только на улице понял: податься-то некуда! Пойти к Клэри? Нет, она придет в ужас и отправит Саймона назад, улаживать разногласия с матерью. Эрик и парни из группы попросту не поймут. Джейс его недолюбливает, да и вообще, Институт, церковь и обиталище нефилимов – не место для нежити. Оставался последний вариант, до того неприятный, что Саймон не сразу – и скрепя сердце – на него решился.

Из-за поворота, перекрывая шум на Гранд-Арми-Плаза, донесся рев мотоциклетного движка. Накренившись, байк миновал перекресток и въехал на тротуар. Водитель чуть попятился и выставил подножки. Саймон отошел в сторону, давая адской технике приземлиться. Рафаэль выпустил руль, и двигатель моментально затих. Вампирские мотоциклы пугали Саймона: питаемые демоническим духом, они, как питомцы, слушались воли хозяина.

– Искал встречи, светолюб? – В черной куртке и дорогих джинсах, Рафаэль, как всегда элегантный, спрыгнул на землю и прислонил байк к перилам крыльца. – Надеюсь, повод достойный. Мне не так-то просто выбираться в Бруклин. Это не территория Рафаэля Сантьяго.

– Вот как… Начинаешь говорить о себе в третьем лице. Мания величия тебе не грозит.

Рафаэль пожал плечами:

– Либо выкладывай, зачем звал, либо я уезжаю. – Он посмотрел на часы. – У тебя тридцать секунд.