Александр Белый - Славия. Паруса над океаном (СИ)

Европейские военачальники нынешних армий, к своему личному составу относились из рук вон плохо, и это мягко выражаясь. С появлением в войсках новых средств уничтожения ближнего, эффективных даже в руках необученного простолюдина, тысячные армии профессионалов сменились на многотысячные толпы вчерашних мужиков. Их ставили в строй, как пушечное мясо, первыми собиравшее стрелы, пики, пули и шрапнель противника, что давало возможность небольшой группе настоящих воинов решить боевую задачу. А те, которые оставались в живых, ценой своей крови получали малую толику опыта и поднимались над вновь призванным мясом на одну ступеньку вверх.

В условиях дефицита адекватного населения, в своей армии такое расточительное отношение к живой силе позволить никак не мог. И совсем не потому, что еще нет у меня миллионов баб, которые мальчишек нарожают сколько надо, а потому, что строить ее решил строго на профессиональной основе. Ибо известно еще со времен древнего Рима, что даже без использования новых вооружений, центурия [36] Около сотни воинов. легионеров эффективней тысячного ополчения. А воевать мне придется много.

Однако, давно известно и не мной придумано, что абы-кого под ружье не поставишь, так как на принятие личного душевного решения на проведение атаки, боевом столкновении с врагом лицом к лицу, багнет против багнета, способен только каждый двадцатый боец из числа личного состава. Остальные бредут в атаку непослушными ногами, как бараны на заклание, и даже если стреляют, то не в противника-человека, а куда-нибудь в сторону. Ну, привык мужик за тысячелетия генетически, что не положено ему умирать, а положено землю пахать и воина кормить. А вот воспитанный поколениями воин генетически готов и убивать, и умирать.

В моей армии не было мужиков и никогда не будет, а были воины опытные, обученные бою с детства. И это были выходцы не только из казачьих семей, но и из семей местных воинственных аборигенов. Но беда в том, что предки учили их совсем иначе, чем требовала наша нынешняя вооруженность и оснащенность. Поэтому, в походе, и на привалах, выкраивал свободные минуты, чтобы в который раз вдолбить в головы офицеров и сержантов тактические приемы и действия подразделений в наступательном, оборонительном бою, действиям на марше, а так же тактику диверсионно-партизанских действий. Времени с ними проводил много, а они в свою очередь, подобные тактические занятия проводили уже со своими командирами подразделений.

Если с кадровыми воинами все было ясно, то нельзя сказать, что с нашим казацким контингентом учеба шла легко, у них вольница с детства в крови сидит. Но прошли они со мной сложный боевой путь и остались живы, они озолотились, в прямом смысле этого слова и, в конце концов, их именами называют целые города. Поэтому, скрепя сердце, слушались беспрекословно, мой авторитет для них стал непререкаем.

С новобранцами тоже даром времени не теряли. Назначенные сержанты и офицеры гоняли их безбожно и на марше, и на привале, но никто не роптал. Правда, некоторые сложности были с обучением славянскому языку, которое проводилось уже по отработанной схеме. Если бывшим агадирским рабам — испанцам, каталонцам, итальянцам, грекам, голландцам и прочим европейским народностям, сия премудрость давалась сравнительно легко и многие из них сейчас могли более-менее внятно изъясняться, то проблемы аборигенов имели лингвистический характер. Переходить с тонально-пощелкивающей речи на русский язык было исключительно нелегко, уж это-то я понимал. Но, между тем, подвижки были, и в том, что через пару месяцев они сносно научаться общаться на государственном языке, нисколько не сомневался. По крайней мере, в уставных командах не путались уже сейчас.

Нет, местных аборигенов, как воинов, на одну чашу весов с потомственными казаками даже ставить не собирался, но прекрасно знал, что из бесстрашных и дисциплинированных бойцов получатся отличные ударно-штурмовые подразделения. Именно в таком качестве они мне были и нужны.

— Сир, смотрите, — подбежал ко мне Николай Карбыш, один из наших рудознатцев и протянул кусок самого настоящего каменного угля, — Здесь весь этот холм угольный.

Выхватив из сумки подзорную трубу, взобрался на верхушку холма и осмотрел окрестности. Внизу раскинулась просторная долина, которую разрезала неширокая стремительная река. Ее воды перекатывались через валуны бурого цвета: «Хромистый железняк», подумалось мне.

Да, это именно то самое место, холмы которого с этой стороны реки наполнены сотнями миллионов тонн коксующегося угля, земли через реку — сплошной хромистый железняк, а километрах в десяти выше по течению — известняк. Ну а русло и берега самой реки забиты золотом. Оно, правда, с высоким содержанием серебра, но ничего, как раз то, что государству сегодня нужно.

Претория. Точно как и в среднем течении реки Рось, здесь кроме несметных запасов золота находятся все три основных компонента, необходимых для производства стали: уголь, железная руда и известняк. А километрах в семидесяти южнее, у подножья горного плато есть белый глинозем. Об алюминии пусть думают потомки, но домны будет из чего построить. А чтобы особо не изгаляться, то и мартеновскую печь можно соорудить, пусть пробуют, тем более, что новую схему варки стали я им нарисовал.

— Иван Тимофеевич! — позвал к себе генерал-губернатора. Выждав, пока он поднимется наверх, обвел рукой раскинувшиеся просторы, — Смотри! Здесь будет стоять столица графства, Иванград!

Заселение запланированных земель забрало два с половиной месяца жизни в непрерывном тяжелом пути. Наиболее сложно пришлось крестьянам, большую часть которых (одну тысячу пятьсот тридцать две семьи), вел в самое сердце территорий, будущую житницу страны — Высокий Велд. Там же изъявили желание поселиться почти все казаки, двести семьдесят семей.

В будущей столице долго не отдыхали. Заложили с Иваном первые камни в фундамент цитадели и церкви, оставили восемь химиков Риты, двадцать человек строителей, три сотни специалистов-мастеровых, взвод кадровых воинов, батарею минометов и четыре пулеметных звена, все военные и мастера — с женами. Кроме того, в гарнизон определили две роты новобранцев, перетасовав народы разных племен, и сто пятьдесят негритянок. Оставшаяся рота новобранцев и сотня негритянок уходила в крайний город-порт Водяной. Иван тоже уходил, хотел расселить людей, осмотреть все владения и обратно вернутся вместе со мной.

Выступили с рассветом и ближе к вечеру миновали еще одно большое месторождение коксующегося угля газовой группы, на котором в той жизни стоял город Спрингс, где мне довелось поработать — монтировали генератор небольшой тепловой электростанции. Прекрасно зная расстояния между городами, стало понятно, что движемся мы со скоростью двадцать три — двадцать четыре километра за световой день.