Ричард Арджент - Рыцарь зимы

Атмосфера в зале царила теплая, явно подогретая алкоголем. Многие рыцари перекрикивались через весь зал, обсуждая сегодняшние события. В одном углу раздался смех, и Эндрю быстро сообразил, что сам стал его причиной – там сидели солдаты, глазевшие со стены на оруженосца, торопившегося к канаве по очень срочному делу.

Король указал на него и сказал что-то своим сотрапезникам, которые, как один, с усмешками повернулись к Эндрю.

Как только юноша замер перед столом короля, Балдуин встал и поднял руку.

В зале тут же воцарилась тишина.

– Так-так, – мрачно произнес король, – ты не соизволил явиться по королевскому зову.

Эндрю тут же опустился на одно колено:

– Простите меня, мой король. Я отлучился сегодня из замка и был на рыночной площади, когда вы вызывали меня…

– Ладно, забудем об этом. Сейчас ты здесь.

– Да, ваше величество.

Балдуин кивнул и улыбнулся.

– Благородные рыцари, – произнес юный король, повернувшись сначала в одну сторону, затем в другую, – я должен сделать важное объявление. Но сначала немного посмеемся…

«Вот, начинается, – подумал Эндрю. – «Посмеемся»! Так, не злись и не расстраивайся. Достойно прими удар». Он покосился на леди Катерину. На ее лице застыло бесстрастное выражение, да и вообще она, похоже, полностью погрузилась в беседу с соседом, красивым рыцарем из Галисии, что-то шепча ему на ухо.

Король снова заговорил, и все обратились в слух.

– Каждую неделю одним долгим и жарким летом два философа встречались, чтобы устроить состязание, и победителем вечно выходил ученый по имени Прим. В последнюю неделю лета оба они, как обычно, переплывали Геллеспонт, и Прим, как всегда, обогнал Каспиана. Каспиан крикнул вслед противнику: «Как получается, Прим, что я никогда ни в чем не могу тебя победить?» Прим ответил: «Как тебе известно, Каспиан, я бегло говорю на сорока семи разных языках. Мой секрет в том, что я всегда думаю на языке народа, лучшего в своей области. Персы наиболее искусны в обращении с мечом, поэтому, фехтуя, я думаю на персидском. Парфяне – прославленные всадники, с ними не сравнится ни один народ в мире, поэтому, участвуя в забегах, я думаю на парфянском. И так далее. Так вот, ловцы жемчуга, живущие на Мальдивских островах, плавают лучше кого бы то ни было, поэтому сегодня я думаю на урду».

Каспиан признал действенность этого удивительного метода, созданного Примом, а затем добавил: «Но, Прим, ведь урду – единственный язык, который ты никогда не изучал…» Прим нахмурился, со смущением и отчаянием глядя на Каспиана, и тут же пошел ко дну.

Рассказав шутку, король широко улыбнулся, подняв руки, ожидая от слушателей определенной реакции.

В зале раздались одобрительные выкрики и смешки.

– Это, – произнес король, когда шум затих, – наглядный пример того, что высокомерие не доводит до добра.

Эндрю задумчиво произнес:

– Да, я это понимаю, мой король, но разве не вышло бы еще смешнее, если бы Прим только думал , что народ Мальдивских островов говорит на урду, а на деле они общались совершенно на другом языке вроде хинди или генуэзского?

Некоторые из присутствующих тихо охнули, возмущенные таким проявлением невежества и плохого воспитания. Король искоса взглянул на Эндрю и надолго замолчал.

– Мой дорогой невежественный Эндрю, – наконец произнес король, улыбнувшись юноше, – на Мальдивах действительно говорят на урду.

В зале снова раздались смешки и одобрительные возгласы, некоторые рыцари начали стучать по столам, хохоча не столько над королевской шуткой, сколько над озадаченным этим ответом оруженосцем.

Когда веселье угасло, король снова поднял руку, показывая, что ему нужна тишина и внимание слушателей.

– Эндрю из Крессинга, – властно произнес юный король. – Ты внимаешь мне?

Только сейчас оруженосец заметил, что рядом встали пятеро или шестеро других молодых людей, явно очень довольных собой, но при этом серьезных, словно им предстояло пережить самый значительный момент в жизни. Это показалось Эндрю очень странным, и он невольно задался вопросом, что же здесь происходит. Может, начинается какая-то церемония? Может быть, один из этих юношей – или все они – должны бросить ему вызов? Почему король говорит таким суровым тоном?

– Эндрю из Крессинга, я спросил, внимаешь ли ты мне?

Эндрю мгновенно забыл о своих размышлениях.

– Да, мой король. Я весь внимание.

– Тогда ответь на один вопрос. Ты желаешь стать рыцарем королевства?

Сердце Эндрю замерло. Он заметил, что Одо де Сент-Аман, стоявший сейчас за спиной короля, нахмурился. В знак неодобрения?

– Да, ваше величество, больше чего-либо на свете.

– Пусть будет так. Сегодня же ночью проведешь молитвенное бдение в моей часовне, а наутро состоится церемония посвящения.

В зале снова зашумели. Катерина из Тортосы захлопала в ладоши, но нашлось немало людей, чьи лица выражали живейшее неодобрение. Некоторые начали о чем-то переговариваться с соседями, ропот прекратился, только когда король обвел собравшихся гневным взглядом:

– В зале есть несогласные? В таком случае я желаю выслушать возражения.

Этот вопрос остался без ответа. Рыцари виновато отводили взгляд, смущенные явным неудовольствием короля. Другие пытались принять невинный вид. Некоторым вообще не было дела до того, что Эндрю предстояло стать рыцарем. Нашлись даже те, кого эта новость явно обрадовала. Вежливый, услужливый юноша многим пришелся по душе, и единственным возражением против его посвящения в рыцари, скорее всего, было то, что он совсем недавно стал оруженосцем. Рыцари, как и члены любого другого общества, не слишком жаловали новичков, особенно если это молодой выскочка с прекрасными позолоченными доспехами.

Но сам Эндрю едва не лишился чувств от счастья.

Одо, как и многие другие, был не в восторге от этой вести. Правда, в отличие от большинства, он обладал значительным влиянием. Поэтому Великий магистр поднялся и следующим образом обратился к королю:

– Ваше величество, но ведь это всего лишь мальчишка! Уверен, вы и сами понимаете, что он слишком молод, чтобы быть рыцарем?

– Магистр Одо де Сент-Аман, – терпеливо произнес молодой король, – я столь же юн, и вместе с тем король.

Одо заметно смутился, но все-таки сумел пробормотать:

– Но ведь с лицами королевской крови все иначе. Они рождены, чтобы взойти на престол и править.

– Этот юноша, – произнес Балдуин, – исполнил свой долг в битве при Монжигаре столь же храбро и умело, как и любой рыцарь из сидящих за этим столом. Я видел это собственными глазами. Более того, он пришел мне на выручку, когда три яростных сарацина одновременно набросились на меня, в то время как мой собственный страж находился в другом месте.