Дмитрий Никитин - РЯВанш!

Помпы не справлялись. Кочегары работали по колено в прибывающей воде, не обращая в горячке внимания на ее странный цвет. Удар 356-мм снаряда не только пробил корпус и деформировал переборки. Из поврежденных цистерн лилась нефть, растекаясь по трюму, поднимаясь вместе с водой к огненным пастям топок.

Через мгновение первую носовую кочегарку охватило жаркое пламя. Никто из находившихся там не спасся. Впрочем, их смерть была практически мгновенной, в отличие от тех, кто был в соседней, второй кочегарке. Ревущее пламя рвануло в стороны и вверх, взлетая по маршам трапов и колодцам коммуникаций, наступая по коридорам, проникая через малейшие щели из отсека в отсек. Из-за задымления были оставлены нижний, а затем и верхний центральные посты, скоро там уже тоже гудел огонь. Рвануло в носовой электростанции. Запах горячего дыма заполнял боевую рубку "Полтавы". Связь не действовало. Капитан Зарубаев приказал перенести управление в кормовую рубку и отослал посыльных с приказом немедленно затопить погреба первой и второй башен. Там это, впрочем, было сделано раньше и без приказа, когда горящая нефть потекла в башенные подпятники.

Прежде чем боевая рубка была покинута, из ведущей в центральный пост коммуникационный трубы ударил столб испепеляющего пламени. Стальная коробка рубки мгновенно превратилась в раскаленную печь. Потерявшего сознание, обожженного Зарубаева успели вытащить наружу и пронести через коридор, на мгновение пробитый в огне протянутыми с кормы брандспойтами. Водяные струи беспомощно хлестали по оседлавшему фок-мачту огненному дракону, чей пламенный хвост обвивался вокруг передней трубы, заменяя ее заглушенный черный столб собственным, подсвеченным багровым, дымом. Первая и вторая башня замолчали, прекратив стрельбу. Окутанные дымом третья и четвертая вели редкий огонь, не видя цели сквозь плотный дым. "Полтава" замедляла ход. Нагоняющий ее "Гангут" тоже стал сбрасывать скорость, брать вправо, опасаясь столкновения с окутанным черным дымом огромным кораблем. За ним стали притормаживать идущие следом черноморские дредноуты.

Чтобы не оторваться от эскадры с оставшимися у него двумя линкорами, контр-адмирал Развозов приказал "Петропавловску" и "Севастополю" также сбавили ход, поджидая остальных. Старший флагман тщетно запрашивал с "Полтавы" доклад о произошедшем. Положение на горящем корабле явно было чрезвычайно серьезным. Стойко ведущий бой линкор внезапно превратился в беспомощного инвалида. Будто злой рок навис над русским флотом! Развозов вспомнил, как начиналась для него прошлая война с Японией. Он был вахтенным начальником на броненосце "Ретвизан" при первом нападении на Порт-Артурскую эскадру японских миноносцев. Одно торпедная попадание - и русские надолго лишились одного из своих сильнейших кораблей, что с самого начала определило превосходство японцев. И вот сейчас опять! Без "Полтавы" у русских осталось лишь шесть слабых линкоров против восьми японских сверхдредноутов! Никаких шансов!

Развозов успел в очередной раз пожалеть, что отказался ради выхода в море от рекомендованной ему срочной операции. Главной причиной отказа был повторявшийся несколько ночей подряд дурной сон, где контр-адмирал видел себя умирающим в мучениях на больничной койке. От этих страхов он и бежал в море. Но от судьбы, видно, не уйдешь! Однако, что же делать? Японские линейные крейсера, повторяя сценарий Цусимского сражения, будут продолжать охватывать с левого борта голову его колонны, заставляя всё более отклоняться к северу, пока по правом борту, наверняка, окажутся сделавшие поворот на 16 румбов японские сверхлинкоры, так что все русские силы окажутся в огненном мешке. А если самому повернуть на норд-норд-вест, будто пытаясь прорваться назад, во Владивосток? Ну, а потом, когда противник будет заходить вперед, напустить дыма и совершить поворот "все вдруг", взяв курс на юго-юго-восток, к пропавшему куда-то Колчаку. Поворот оверштаг стал излюбленным маневром для отработки эскадренных перестроений, после того как в Ютланском сражении германский флот Шеера дважды вырывался таким образом от англичан, уже готовых поставить ему "палочку над Т". Должно получиться и у русских.

По эскадре с корабля на корабль полетели инструкции о предстоящем маневре. "Петропавловск" накренился от резкого поворота, следом за ним поворачивал "Севастополь", в корму к нему пристраивался "Гангут", обходя объятую черным дымом и яркими языками пламени "Полтаву", которая тоже медлительно разворачивалась за эскадрой под не утихающим обстрелом японцев. Башни дредноутов разворачивались в сторону оказавшихся позади вражеских кораблей. "Гангут" перенацелился с закрытого после маневра 3-й бригадой "Исэ" на "Хиэй", который до того практически беспрепятственно растреливал русский дредноут. Отставленный от управления собственным кораблем, командир "Петропавловска" Михаил Беренс угрюмо вглядывался с кормового мостика на юг. Там, за линией японских быстроходных дредноутов был еле виден отрезанный от своих крейсер "Муравьев", которым командовал родной старший брат Михаила - Евгений Беренс.

Перед самой Великой войной Россия заказала в Германии для своей Сибирской флотилии два легких крейсера небольшого тоннажа - "Муравьев-Амурский" и "Невельский". Они вошли в строй уже после начала войны, были, естественно, реквизированы и использовались немцами, в том числе, против своих заказчиков. Став "Пиллау" и "Эльбингом", они прорывались в Рижский залив, перестреливаясь со "Славой" и "Новиком". В Ютландском бою "Эльбинг"-"Невельский" погиб, протараненный немецким дредноутом, а "Пиллау" отделался лишь повреждениями от огня британских линейных крейсеров. После окончания войны корабль был возвращен России, где получил первоначальное название. В Тихоокеанской эскадре "Муравьев" был хотя и слабейшим, но самым боевым из легких русских крейсеров, шутка ли - участие в главном морском сражении прошлой войны. Евгений Беренс, который должен был занять должность командира "Невельского", германскую войну провел в морской миссии в союзной Италии. После войны ему прочили важное место в Морском генеральном штабе, но он настоял на прежнем назначении - на однотипный крейсер "Муравьев".

Именно "Муравьев", охраняя с дивизионом эсминцев левый траверс линкоров, первым обнаружил приближение японского флота и продолжал наблюдение всё время боя, находясь в 100 кабельтовых впереди противника. Огонь, который открывали по "Муравьеву" и эсминцам вражеские линейные крейсера, был настолько неточен, что японцы сами его прекратили, сосредоточившись на огневой дуэли с русскими линкорами. Беренс-старший с замиранием сердца следил за головным "Петропавловском", где командиром был обогнавший его в карьере младший брат. Евгению было не по себе, что он оказался как бы в стороне от сражения. Эх, были бы у него мины, ведь "Муравьева" конструировали еще как минный заградитель, - накидали бы по ходу японской эскадры, авось, кто-нибудь бы и подорвался. Но в дальний поход ушли "пустыми", вернее, загруженные под завязку и сверх того мазутом и нефтью - на обычном запасе топлива маленький крейсер далеко бы не уплыл. Впрочем, малая дальность была слабым местом всех новых русских кораблей.