Сергей Гужвин - Иванов, Петров, Сидоров

Петров подумал слегка и медленно проговорил: — А если его не красть, а закачать ему сознание Сталина? Оставить горбачёвского, процентов пять, чтоб Виссарионыч ориентировался в политической обстановке? А?

Сидоров в ответ тоже подумал, и тоже слегка. Интересно получается…

— А Раису Максимовну куда денем? Зачем Сталину в подмышке чирь?

— Давай и Раисе сознание Сталина закачаем.

— Бред. Лучше автокатастрофу организовать.

— Фи, какой ты кровожадный! Женщину, убивать? Фи… моветон.

— Ладно, давай Горбачёву сознание Сталина закачаем, и пусть со своей Раисой сам разбирается.

— Слушай, а может только Раисе закачать? Он, вроде, подкаблучник был.

Друзья глубоко задумались.

У Сидорова зазвонил мобильник. Алексей приложил его к уху, послушал, сказал "Хорошо", и отошел в угол кухни, освобождая место в середине.

— Сейчас Николай телепортируется, — ответил он на вопросительный взгляд Петрова.

Иванов проявился в любимом домашнем халате. Как ходил по дому, так и прилетел.

— Вы что тут замышляете, бандерлоги? — накинулся он на друзей, — вам что, делать нечего?

— А шо такое? — невинно поинтересовался Петров, — шо за кипешь?

Иванов плюхнулся на табурет и снизил тон: — Ну, зачем вы глупостями занимаетесь, а? Ну, времени, действительно, мало.

— А что, уже отправляемся в девятнадцатый век? — Сидоров взял чайник и поставил его в мойку под струю воды, — я готов.

— А к чему ты готов? — взвился Иванов, — вот, представь, ты уже там. Что будешь делать?

— Ах, ты за нами подсматривал? — дошло, наконец, до Петрова, — ах, ты, редиска!

— Не подсматривал, а мониторил процесс адаптации, — с достоинством ответил ему Иванов, и опять повернулся к Сидорову.

— Лёша, вот ответь на самый простой вопрос. Допустим, предстаёшь ты пред светлыми очами господина Мосина. Знаешь такого? Ага, знаешь. Вот что ты ему скажешь?

Сидоров неопределённо развёл руками: — Ну, это… Ты это вообще к чему?

— А к тому, что не знаешь ты ни черта, — Иванов продемонстрировал ладони, — с пустыми руками ты придёшь к Мосину. То, что ты автомат Калашникова умеешь разбирать и собирать в темноте одной рукой, делу не поможет. Нужны чертежи, спецификации, формулы и допуски. Тебе надо на завод, документацию копировать, а вы тут, чем занимаетесь? Саня, тебя тоже касается.

— А что Саня? Ты вчера только абрудары дал и сказал развлекаться. Вот, развлекаемся, в меру своей ущербности. Абрудар, вообще-то я попросил, а не ты сам дал для сбора информации. Короче, наехал ты не по делу.

Иванов понял, что переборщил. И ему стало неловко.

— Ну, извините, наверное, и, правда, я погорячился. Я рассчитывал начать основную работу, когда вы переедете в новый дом. А эту неделю просто картинки будете смотреть. А вы вон как разогнались. Ну, хорошо, чтобы загладить свою вину, приглашаю вас на дачу.

— А ты непоследователен, — съязвил Петров, — то давайте работать, то на дачу приглашаешь.

— А где у тебя дача? — спросил Сидоров.

— В Смоленской губернии.

— Не скажи, что в прошлом, — хмыкнул Петров.

— Скажу.

— И ты туда-сюда мотаешься?

— Нет, я там постоянно живу, — улыбнулся Николай, — уже два года.

Петров и Сидоров переглянулись.

— Давайте так договоримся, — Иванов хлопнул в ладоши, подводя итог, — сейчас создаём ваши копии, здесь и сейчас, и отправляем их на дачу, будете привыкать к местным условиям. Сознания синхронизировать каждый вечер. А здесь начинаем работать. На Алексее армия. На тебе, Саня, народное хозяйство. Всё, что найдёте. Документы, описания, инструкции скачивайте, образцы копируйте. Объём большой, поделите между собой, чтобы не повторяться. Лично я сейчас занимаюсь энергетикой. Так что подключайтесь.

— А царёк наш, чем занимается? — не удержался Петров.

— Император императорствует. На нем политика. Он и так спит урывками. Не переживайте, не бездельничает.

— Да-а…, — протянул Сидоров, — а как все славно начиналось… Взять в плен Гитлера… Война заканчивается… Я в белом фраке принимаю Парад Победы… Эх!

— Но, тут пришёл санитар… — перебил его Петров и захохотал.

В 17 верстах от города Вязьмы, Смоленской губернии, расположено в очень красивой местности имение Гордино, принадлежавшее двести лет тому назад роду Кокушкиных. Тогдашний его владелец, блестящий гвардейский офицер, участник Отечественной войны 1812 года, положил много трудов и денег, на благоустройство этого имения. Не только большой господский дом, к постройке которого Кокушкин приступил сразу же, после возвращения из Парижа, но и все хозяйственные постройки были возведены им основательно, со вкусом и в расчёте на большую счастливую семью. Тогда же был, по сохранившимся преданиям, распланирован при помощи указаний и труда пленных французов, сад усадьбы. Одна его часть была в виде правильного четырехугольника, с классической ротондой в центре его, и с перпендикулярными друг к другу дорожками, являясь, очевидно, подражанием французским садам начала 18 века. Другая, с её извивающимися дорожками и с очень удачной посадкой деревьев, оставлявшей открытыми наиболее красивые виды на окрестности с речкой Михрюткой, напоминала "английские" сады Александровского времени.

После смерти Кокушкина, имение перешло к его дочери, княгине Юрской, жене князя Владимира Александровича Юрского. Прослуживший в Вяземском уезде, более 25 лет предводителем дворянства, князь Владимир был большим хлебосолом, жил всегда открыто и увлекался рысистым спортом. Деньги у него не держались, и за свою жизнь он промотал не только полученные им наследства, но и состояния двух первых своих жен. Так что период процветания Гордино, под дланью милейшего князя, сменился запустением. И в 1882 году имение выставили на продажу за долги. Иванов выкупил его два года назад у "Общества Поземельного Кредита" за 40 000 рублей. Вместе с имением новому хозяину отходили и 3000 десятин земли. До отмены крепостного права, владельцам усадьбы Гордино принадлежали также одноимённое село, Гордино и две деревни – Машино и Пашино.

Во время покупки имение было уже в полном упадке. Здания, в том числе и господский дом, стояли без крыши, инвентаря не было, сад запущен. К сожалению, отсутствие крыши сказалось пагубно на потолках, провалившихся не только в верхнем, но и в нижнем этажах. В парадных комнатах нижнего этажа они были расписные, по рассказам, художественной работы. Однако от этой росписи сохранился лишь узкий ободок около стен, и восстановление её казалось невозможным. Не сохранилась и внутренняя отделка дома, о ней и говорить не приходится. Можно лишь предполагать, по сохранившимся кафельным вогнутым печам и по колоннам, разделяющим на части некоторые комнаты, что раньше это было роскошное строение.