Сергей Гужвин - Иванов, Петров, Сидоров

Далее на скотном дворе отремонтировали конюшню, старый барин был изрядный лошадник, и конюшня была просторная и удобная. Построили два хлева для крупного скота, овчарню для овец, и свинарник. Вместо одного затянувшегося колодца, отрыли два новых, глубоких, под холмом, в низинке.

Поставили избу для скотника и обширный сарай для рабочего инвентаря. В последующем на рабочем дворе постоянно что-то достраивалось, переделывалось, жизнь кипела. По мере найма работников, строились им избы.

Как я уже сказал, старый амбар для хлеба Николай забраковал, его разобрали. Вернее, доразобрали, наполовину его еще раньше растащили. На расстоянии версты от рабочего двора был построен небольшой элеватор силосного типа, с помещениями для обработки зерна и четырьмя кирпичными круглыми силосами, диаметром три метра и высотой семь. Строила та же артель, что и водонапорную башню, много объяснять не пришлось. При необходимости, можно было пристроить ещё силосы, место имелось. Примыкала к элеватору мельница с паровым приводом. Зернохранилище огородили высоким частоколом и организовали хороший подъезд.

Как раз в тот момент, когда Иванов показывал рукой на большую избу с дымящейся трубой, из неё вышли человек пять мужиков, небольшого роста, худые, но все в камуфляже. Завидя всадников, скидывали пятнистые кепки, здоровались. Последний, вышедший из дома, растолкал впереди стоящих и подошёл, кланяясь.

— Это мои скотники, — объяснил Иванов и кивнул мужичку, — здравствуй, Осип. Ну, что?

— Все, слава Богу. Корм задали.

— Хорошо едят?

— Отлично.

— Ничего не телилось? Ничего не котилось?

— Ничего, только Ховра белобокая телилась.

— А! Благополучно?

— Слава Богу. Схолилась как следует. В маленький хлевок поставили.

— Телочку телила?

— Телочку – буренькая, белоспинная… Ничего телочка.

— Сегодня, что, дрова возить будете?

— Дрова. Позавтракали, запрягать будем.

— Ну, ступай.

— Придете телят поить?

— Не знаю, сейчас в Гордино поеду.

— Поить без вас?

— Пои, да смотри, больше кружки на теленка не давать.

— Знаю, знаю.

— Хоть они там разорись, а больше кружки не давать.

— Знаю. А Белянку нужно запустить – воля ваша.

— Рано еще.

— Самую малость дает.

— Ничего, пусть бабы подаивают.

— Доют, да плохо дает.

— Ничего. Я скажу, когда запустить.

— Воля ваша.

Осип ещё раз поклонился и пошел к коровникам. Работники потянулись за ним.

Петров потрясённо сказал: — Слушай, Кольша, ты же из сельского хозяйства раньше знал только то, что булки на деревьях растут! Ты где таких умных слов набрался, купец второго ранга?

— О-о! — грустно ответил Иванов, — нет повести печальнее на свете, чем сказ о фрилансёре в прошлом веке. Ладно, поехали в Гордино. Успеем здесь ещё полазить.

Они поворотили коней, и неторопливой кавалькадой тронулись обратно на главную дорогу.

— Барин! Николай Сергеевич! — на крыльцо большой избы выскочила женщина небольшого росточка, в белом халате, и с поварёшкой в руках, — неужто не зайдёте, кормилец вы наш! А у меня на завтрак щи с бараниной, не побрезгуйте, кормилец!

Иванов ответил с полуоборота, не останавливая коня: — Не могу, Авдотья, нарочный к сотскому ночью прискакал, некогда, не обессудь…

Петров посмотрел на женщину, на Иванова, потом опять на женщину, просительно сложившую руки на груди, и когда отъехали, недовольно сказал: — Слышь, кормилец, ты, что такой невежливый с женщиной?

Иванов передёрнул плечами и нехотя ответил: — Нельзя по-другому. Останусь здесь, обижу Агафью. Они потом сцепятся. Было уже. Все хотят меня накормить.

— Может, они тебя женить хотят? — подковырнул Петров.

— Нет, они замужние. Авдотья жена Осипа, старшего скотника, вы его видели, а Агафья жена Ивана, сотского.

К разговору подключился Сидоров: — А "сотский", это кто?

— Это внештатные помощники полиции. Следят за благочинием. Подчиняются полицейскому уряднику. Запоминайте. Выше идёт становой пристав, потом уездный исправник. Этот главный в уезде, совмещает административную и полицейскую власть. Подчиняется губернатору. Есть ещё уездный начальник. Но он по полномочиям ниже исправника. Он начальник только для крестьян. Хех! Вот для кого я кормилец, так вот для этих перцев. По соточке в месяц каждому отправляю, чтобы не лезли, олухи, в мои дела.

— Что-то я ещё хотел спросить, — Петров пощёлкал пальцами, — да Лёха перебил. А! Вспомнил! Вот называют тебя кормильцем, а все, кого мы встретили, тощие, какие-то. Что-то непонятно.

— Так ведь голодают. То есть голодали.

— Так сейчас в России голод?

— Нет, не голод. Голод, это когда от недостатка еды массово умирают. А сейчас года не голодные. Неурожайные, да, это бывает, вот как прошлый год. А от голода умирают редко. Чаще всего дети. В нашей губернии, и в урожайные годы, у редкого крестьянина хватает своего хлеба до нови, то есть до нового урожая. А прошлый год был неурожайным, рожь уродилась плохо, яровое совсем пропало, так что большею частью только семена вернули, корму – вследствие неурожая яровой соломы и плохого урожая трав – мало, а это самое трудное для крестьян, потому, что при недостатке хлеба самому в миру можно еще прокормиться, Христа ради, а лошадь в мир побираться не пошлешь. Плохо, в прошлом году было так плохо, что хуже быть не может. Самые первые христарадники пошли уже в октябре. А весной совсем мрак. И это не голод. Я не слышал, чтобы много было смертей.

— Подожди, подожди! — вскричал Петров, — это как – "В урожайные годы не хватает хлеба"? Я не понимаю! Россия кормит хлебом всю Европу! Это во всех учебниках написано! Ты что-то путаешь!

— Ничего я не путаю. Да, хлеб продают за кордон, в основном в Германию. Хлеб поставляют южные чернозёмные губернии, степь, как здесь говорят, и большие землевладения, производящие товарное зерно. А у нас нечерноземье, и простой крестьянин хлеба не продаст ни за что, хотя бы у него был его избыток, а тем более не продаст по осени. Смысл продавать осенью, если весной цена выше. И если, продав пеньку, лен, семя, коноплю, он может уплатить подати, то хлеба продавать не будет, даже если бы у него скопился двухгодовой запас. Он будет кормить скот, свиней.

Хлеб продают хлебные олигархи. И деньги оставляют за бугром. Ничего не напоминает?

— Напоминает. Всё равно непонятно, если хлеба не хватает, то, как же живут, что едят?

— Так и живут. Христарадничают, в хлеб всякую гадость толкут, типа лебеды и продают труд. Будущего года. Думаешь, помещики как хозяйствуют? Крепостных отобрали, но крестьянам так мало дали земли, что мужики не могут прокормиться на этих наделах, и сами вынуждены идти работать на барина.

— А сколько земли дали?