Виктор Зайцев - Прикамская попытка – 2

— Тогда предлагаю назвать тебя воеводой, термин чисто русский, всем понятен. В официальной России его лет пятьдесят не употребляют. А нас обозначим полковниками, чтобы тоже понятно было. Парни наши частью звания имеют, частью получат в ходе дела. Табель о рангах составим позднее, в более спокойные времена, — подытожил Иван.

— Договорились.

На общем построении следующим утром речь произносил Палыч, я с забинтованной рукой стоял рядом. Он весьма доходчиво объяснил причину принесения присяги не только бойцами, но и гражданскими лицами.

— Поедет кто из вас в Прикамск, к примеру, да задержится там с друзьями-казаками. Нам надо знать, выручать вас, как нашего товарища, или оставить там, как друга пугачёвских бунтовщиков. Потому сразу предупреждаю, никого насильно мы не будем удерживать. Присягать нашему воеводе Андрею Быстрову начнём через час. Все, кто не желает, могут за это время уйти, с вещами, но, без оружия. Зла мы на вас держать не будем, но в бою не пожалеем, коли, под руку попадётесь.

— Те из нас, кто присягнёт воеводе Андрею, — продолжал Иван хорошо поставленным командным голосом, — станут нашими братьями, за них мы пойдём на любого врага, выручим из любой беды. Кто же нарушит клятву, будет казнён, как Иуда. Думайте.

— Почему войска Петра Фёдоровича бунтовщики, — не удержался один из приписных крестьян, — он же наш государь-император.

— Потому, что служат казаку Пугачёву англичане, — не выдержал Палыч и кивнул своему парню, — приведи.

— Что же, сэр Джеймс, — обратился я к представшему перед нашими заводчанами «поляку», — ваша судьба в ваших руках. Быстро и доходчиво объясняете собравшимся свои цели и остаётесь в живых. Иначе, вы мне не нужны.

— Я скажу, — авантюрист-разведчик не собирался умирать за идею в глуши уральской, — я сэр Джеймс Уинслей, британский офицер, прибыл три года назад в Оренбург с заданием организовать восстание против Екатерины Второй. Нас прибыло пятеро, с весьма приличными деньгами, двадцать тысяч фунтов золотом. Мы нашли Емельяна Пугачёва, наняли казаков ему в помощь, дальше вы знаете.

— А вольности крестьянские? — недоумённо прозвучало в полной тишине.

— Мы вам и луну с неба можем обещать, — ухмыльнулся Уинслей.

— Уводите, — махнул я охране.

Нет, не зря мы с раннего утра общались с сэром Джеймсом, поначалу решившим, что попал в руки правительственных войск. Он почти час пытался запудрить нам мозги, сначала тем, что внедрился с целью убийства Пугачёва, затем, своим английским происхождением. Видимо, рассчитывал на привычную русским слабость к иностранцам. Увы, после разговора с ним на английском языке, и популярного объяснения, что мы не любим правительство, а «закон тайга, медведь хозяин», оптимизма у доблестного шпиона не осталось. В обмен на сохранение жизни, он обязался выдать всю известную ему информацию и выступить перед народом с разоблачением.

Пять наших парней всё же решились уйти к родным, мы их честно выпустили за ворота с котомками, дойдут до Прикамска пешком. С ними отправили обоих предателей, раны их позволяли передвигаться, а здоровье нас не интересовало. После чего Палыч приступил к присяге, каждый присягнувший подходил к нему, целовал крест, и клялся верно служить воеводе Андрею Быстрову. Башкиры, приведённые Палычем из рейда, вместо целования креста, клали руку на Коран. Его Иван привёз с собой из Башкирии, он там многих проводил под такую клятву. Процедура затянулась надолго, до темноты. Батюшку и доктора приводить к присяге мы не стали, пообещав отпустить их в любое удобное для них время. Закончился этот сумбурный день поздно вечером, проверкой часовых на стенах крепости.

Утро началось с неприятной, но, необходимой акции, расстрела пленных казаков. Я коротко зачитал им приговор, отец Никодим причастил всех шестерых перед смертью. Расстреливали пленников четырнадцать наших парней, до сего времени не участвовавших в сражениях, мы решил их повязать кровью, чтобы отсечь все дурные мысли к отступлению. Пока крестьяне закапывали расстрелянных врагов в братской могиле за деревенькой, население крепости готовилось к осаде. Бревенчатые стены обильно поливали водой, добиваясь толстого ледяного покрова, гореть никто не хотел. Миномёты устанавливали на боевые позиции и пристреливали пустотелыми минами. Орудия давно были закреплены на стенах, но, пару выстрелов болванками Палыч не преминул выполнить из каждого ствола.

Володя с мастерами работал, как в обычный день, вечером принёс показать первое помповое ружьё. Мы с Палычем извели два десятка патронов, отстреливая образец. Пятизарядный помповик мастера вылизали великолепно, ни одного утыкания патрона, ни единой осечки, можно запускать в серию. С таким оружием мы пройдём до Тихого океана, дело оставалось за войском. После подсчёта наших бойцов, я узнал точное количество своего отряда, сто тридцать человек. Те два взвода, что ушли с тестем, и взвод Фаддея, охранявший в северной тайге охотников, сюда не вошли. Учитывая десять миномётных расчётов и столько же пушечных, по два человека в каждом, стрелков оставалось вполне достаточно, даже без привлечения рабочих и мастеров. Их у нас набралось неполная сотня, считая сюда женщин и подростков, занятых на подсобных работах. Все они уже пару месяцев, как раз в неделю стреляли, обращаться с «Лушами» умели вполне прилично. Однако, для организации колонии, очень мало.

Потому мы начали печатать листовки с призывами не поддерживать разбойников, которые подняли бунт против власти на английские деньги. Чтобы воздействовать на все слои населения, листовки делали трёх видов. Первые — про английские деньги и непременное поражение бунтовщиков, с призывом уходить из России в Сибирь, пока целы, предназначались для пугачёвцев. Они так и начинались, «Восставшие казаки!», главным аргументом приводили размер русской армии, двести тысяч войск с пушками. Победы пугачёвцев объясняли примитивно, мол, когда человека кусает блоха, её не бьют топором, а ловят пальцами. Потому блоху поймать трудно, зато легко раздавить тем же пальцам. Так, вот, против восставших, даже пальцы не пускали в ход, лишь чесались, потому и побеждают казаки. Хотя у государства есть не только блохоловки, но и молотки с топорами, отрубят блоху вместе с пальцем, который она кусает.

Другие листовки предназначались для крестьян, надеявшихся на освобождение от крепостной зависимости. Там мы вновь упоминали английское золото, разбойное поведение восставших, их слабость перед властью. И, опять напоминали, что в Сибири рабства нет, а на юге Сибири, где тепло и растёт виноград, даже чиновников нет. Крестьян мы приглашали в деревню Таракановку, будущей осенью, когда самозванца разгромят. Оттуда, из Таракановки, пойдёт большой караван в землю вольную, в южную Сибирь, в Беловодье. Где тепло, нет чиновников и помещиков, где все станут вольными, а земля там не царская, ни к какому заводу не припишут. Желающих лучшей жизни для себя и детей, приглашали к сентябрю месяцу с подводами и инструментами в Таракановку, путь будет дальний, трудный, но, свобода того стоит.