Андрей Басов - Сказки старого дома 2

— Вот, мы не трогали.

Развязываю. Она, родная! Ставлю на стол и тихонько стучу костяшками пальцев в бок.

— Выйди на минутку, — и джинн высовывается из горловины.

— Вы же обещали оставить меня в покое. Что за безобразие! Тащат лампу куда-то, стукают. Где необитаемый остров-то? — джинн огляделся вокруг. — Что-то многолюдно сегодня. Это вместо необитаемого острова? Салам, Синдбад, Шехи, Аладдин и все остальные. Привет, ворюга! Чего тебе, Серж?

— Два дела у меня к тебе. Ты про праздник октября не забыл? Будешь?

— Про праздники я никогда не забываю. А второе?

— Мы нашли тебе место для спокойного пристанища.

— Да ну? — джинн выкарабкался из горловины и уселся на ее край. — И где же это?

— В местном Храме знаний. Твоя лампа будет там священной реликвией.

— В храме? Реликвией? Значит, мне будут поклоняться и молиться? И никаких приказов? Это интересно и приятно. Мне еще никогда не молились! Я согласен. При условии, что будут оберегать лампу от дураков, желающих ее потереть.

— А защиту мы с тобой сейчас сами организуем. Только пообещай хоть время от времени нестрашно показываться публике, чтобы не забывали о твоем существовании.

— Это можно. Так что там ты придумал про защиту, хитроумный Сержи-сахеб?

— Сооруди вокруг лампы стеклянный купол, который невозможно разбить, и подставку с ручками для него. Не забудь только себе для выхода где-нибудь дырочку оставить.

— Запросто! Это же мечта всей моей жизни! Да вот сам для себя я не могу того пожелать и выполнить. Потри лампу! — и нырнул в горловину.

Я потер с той стороны, которая еще не протерта до дыр. Столб дыма — и джинн с воем упирается головой в потолок.

— Приказывай, хозяин!

— Ты же всё слышал — делай!

С тем же воем джинн втянулся в лампу, и она сразу же оказалась под сферическим прозрачным колпаком на подставке с ручками. Теперь ее не потрешь! Золота и драгоценных каменьев джинн для себя не пожалел. Я взялся за ручки и покачал сооружение. Лампа внутри стоит неподвижно. Отлично.

— Синдбад!

Синдбад вытащил саблю и с размаха рубанул по колпаку. Хоть бы что. Только жалобный звон стали, встретившей неодолимое препятствие. Я обернулся к старейшинам.

— Можете забирать.

Потребовалось некоторое время, чтобы они пришли в себя от изумления увиденным. Но старики крепкие! Никто в обморок не упал по ходу дела. Расселись для беседы.

— Мне думается, Ахмат-ага, — начал я, — вам придется отбыть вместе с нами в Багдад. Тайна Хала раскрылась. Это означает, что теперь придется жить по законам халифата, на территории которого находится Хал.

— Но это для нас гибель! — воскликнул вазир.

— Не обязательно. Постараемся, чтобы халиф Багдадский Гарун-аль-Рашид подписал фирман с привилегиями для Хала. Туда нужно бы включить полное самоуправление Хала с возможностью запрета доступа извне кому бы то ни было, включая имамов и муфтиев. Но налоги тогда платить придется. Сейчас нам нужно определиться, в каких пределах можно будет поторговаться о налогах. Ахмат-ага, какое население в долине?

— Почти десять тысяч человек.

— А плодородных земель?

— Где-то половина из восьмидесяти квадратных фарсахов.

— Теперь самый главный вопрос. Сколько вы готовы выплачивать в год за сохранение свободы и недоступности?

Последовало оживленное совещание шепотом среди местного руководства.

— Три тысячи золотых динаров в год. Это мы сможем выплачивать, не очень обеднив население.

— Вы что — смеетесь, Ахмат-ага?

— Ну, четыре тысячи — наш предел возможного. За ним уже просто не будет свободы, как ни отгораживайся от внешнего мира.

— Вы меня совсем не понимаете, Ахмет-ага. Если такие суммы мы огласим за пределами Хала, то вашей долине просто крышка. Подумают, что тут у вас золотые россыпи. Ахмед, Шехи, какой подушный и земельный налог в халифате?

— Подушный — два таньга со взрослого и один таньга за ребенка от двенадцати лет и меньше. Земельный не знаю, — ответил Ахмед. — Шехи, ты про землю чего-нибудь знаешь?

— А как же! Во дворце разговоры о налогах — самые частые из всех. За квадратный фарсах возделываемой земли берут четыре таньга в год.

— Ну, что ж — посчитаем. Подушный за четверть детского населения будет две тысячи пятьсот таньга. За три четверти взрослого — пятнадцать тысяч таньга. Всего семнадцать с половиной тысяч таньга. В золотом динаре сто таньга. Получается, в год подушный налог — сто семьдесят пять динаров.

Теперь сорок фарсахов обрабатываемой земли по четыре таньга дают сто шестьдесят таньга. Но сборщики налогов любят считать обрабатываемую землю, а пускать их сюда вам нежелательно. Лучше заплатить налог за всю землю, и считать будет нечего. Получается, за землю платить всего три динара, а полностью за всё вместе — меньше двухсот динаров. А вы говорите: четыре тысячи! С ума сойти!

Так что в торговле за все налоги постараемся удержаться в пределах трехсот-четырехсот динаров.

— И это всё?

— Вряд ли, Ахмат-ага. Штрафы за неуплату налогов могут потребовать или еще за что-нибудь. В Багдаде обобрать кого угодно могут. Но штрафы — дело разовое. Нам же нужно добиться невысоких постоянных налогов. Но это уже наша забота. Вы вряд ли будете участвовать в разговоре с халифом. Удостоитесь только целования его руки при передаче фирмана. Вот вроде и всё, что я хотел сказать. Да, карта долины нужна обязательно, и с указанием размеров.

— Когда отправимся?

— Хоть сейчас, но вам нужно будет какое-нибудь судно на обратный путь.

— У нас есть хорошие парусные лодки.

— Были. Мы над ними поработали, не зная еще, с чем придется иметь дело, войдя в пещеру. Ремонт займет время.

Утром следующего дня мы уже причалили в порту Багдада. Двигаясь по течению, добрались довольно быстро, несмотря на не очень благоприятный ветер. Пока плыли, мы расспрашивали вазира Ахмата о традициях, укладе, хозяйстве, образовании в Хале. Всё оказалось устроено просто и рационально.

— Ахмат-ага, а что это за лик, вырубленный в скалах? — поинтересовалась Шехерезада.

— Не знаю. Он достался нам от прежних обитателей долины, которых мы не застали. Мы-то в долине всего лет триста. Куда делись предшественники — загадка. Может быть, мор какой-нибудь? Хотя вряд ли. Внутри под каменной головой в скале вырублен храм. Но туда почти никто не заходит, несмотря на незапертые двери. Мрачно, пусто и неуютно. Удобное бы место для хранения зерна и масла, но храм же! Нельзя осквернять. Статуй божеств нет, но, судя по местам для них, когда-то были.

— А мне вот любопытно: как вы выходите во внешний мир, не раскрывая себя? Деньги у вас те же, что и в Багдаде. И вы, Ахмат-ага, угощали нас кофе, который в долине не растет.