В. Бирюк - Парикмахерия

Мужик сперва согнулся, потом, вот таким, полусогнутым, попытался повернуться ко мне. Но ноги его уже не держали. Он потерял равновесие и завалился набок. Из-под рук, которыми он зажал длинный разрез на животе, плесканула кровь. Как-то… много. Показалось — ведро. Он попытался что-то сказать, пару раз дёрнул губами. Потом и оттуда, из его губ, вдруг потёк ручеёк крови.

Всё.

И тут же завыл, забился в истерике привязанный к столбу «горнист». Его высокий, полный горя потери, отчаяния, вой продолжался недолго — Ноготок резко выдохнул и приложил парня чётким хуком в голову. От удара тот ударился другой стороной головы об столб, к которому был привязан. И обмяк, затих, повиснув на вытянутых руках. Явно — нокаут. Можно и не считать до десяти — что я им — рефери на ринге? Но всё равно — Ноготок работает только правой. Нет поиска, нет разнообразия в тактике… Господи, о чём это я?

Резкий выдох задержавшего дыхание Чимахая заставил вспомнить об остальных.

– Ты этого хотел?! Когда свару затевал? Когда старшему над вами обидные названия придумывал? Когда начального человека, который тебя старше, который ранами боевыми покрыт, который в жизни повидал куда как против тебя поболее, высмеивал?! Ну, ты своего добился. Вот они, соседи твои, родня. Их — «пророчица» извести не сумела, так ты их под мои клинки подвёл?! Сволочь ты, Чимахай. Гадина гадская. Рад?

Я сунул ему, к носу вывернутого через плечо лица, свою шашку. Клинок полностью, до самой рукояти, был в крови. Лишняя уже стекла, но оставшееся стало вязким, блестящим, почти чёрным. И остро пахнущим. Ответа я не ждал. И не дождался. Только длинная пауза. Пока он смотрел на клинок, направленный ему в лицо. Потом — поверх его, в глаза мне. Сглотнул и отвернулся. «Делай что должно, и пусть будет что будет». На мой выбор — «что должно». Он — согласен.

А я, аккуратненько, чтобы не порезать, вытер шашку о его голую спину. И одной стороной клинка, и другой. «Кровь их — на тебе».

Порка прошла штатно. Звяга мявкнул в начале. Типа: «а меня-то за что?». Увидел пляшущий, непрерывно подёргивающийся клинок «второго оружия» в моей руке и предпочёл заткнуться. Чимахай только взрыкивал глухо, а «горнист» очухался от первого удара и снова потерял сознание от второго. Получив по десятку ударов плетью по спине, мужики, покряхтывая и постанывая, потащились по своим «ложам сновидений».

Ничего с ними особенного не станется. Вон, уже в третьем тысячелетии одной даме в Сомали вломили 40 плетей. За христианство. «Идеологически чуждую религию». И дама чуть не умерла. Но чуть же! Отлежалась и уехала из городка, от придурков с Кораном в одной руке и плетью.

Я сумел-таки обтереть начисто клинок о рубаху на спине мертвеца. И попасть пляшущим клинком в ножны. Руки… дрожат. Но оружие нужно соблюдать в чистоте. И сохранять в порядке. Всегда. Это в меня ещё в двадцатом веке вбили.

Потом отвёл Ивашку за сарай, посадил на колоду. И со всего маха врезал по зубам.

– Ты, что, помёта кусок, людьми командовать не умеешь?! Так скажи прямо: «Господине! Я — павлин беременный. Годен только глупости кукарекать, да брюхом красоваться». Как ты, муж воинский, славами осиянный, битый, опытный, жизнь и людей повидавший, как ты мог допустить, чтоб эти дурни над тобой издеваться начали?! Почему сразу не остановил?! Не можешь перенасмешничать, так разгони, поставь шутников, коли не в смешное положение, так — в тяжкое.

– Дык я… а они…

Лепет меня возмутил до крайности. Ивашка, после первого удара улетевший через колоду, на которой сидел, начал подниматься. И получил по другому уху. Я уже говорил, что стараюсь всякую работу — работать обеими руками?

– Зря я тебя с собой взял. Сидел бы ты у себя в Сновянке, бражку дул да уродину свою корявую трахал. Вон пошёл. Бестолочь.

Скверно. Очень скверно. Потерять из-за пустяка двоих своих людей. Двух своих рабов. Которых можно было бы чему-то полезному научить, которые могли бы кучу нужного для меня сделать… Да хоть — продать и новых, потолковее, купить… Ну, ладно — я дурак. Я попаданец, в здешних мужиках — как корова в апельсинах. Но Ивашко-то… Самый старший, самый опытный. Единственный гридень княжий…

И снова: главный дурак здесь — я. Княжий гридень все вопросы с мужиками решает кулаком, плетью и саблей. Их учат с местными, с земством — управляться. А не управлять.

Наука управления… Или это — искусство? Даже в моё время — скорее набор рецептов и общих пожеланий. Большая часть из которых: «как это должно выглядеть со стороны». Наверное, из хомосапиенсов в принципе невозможно построить эффективно действующую организацию. Можно — «более эффективную». «Более» — чем облако комаров, хаотически жужжащих над одиноким грибником.

Построение команды всегда предусматривает наличие лидера. Что это такое, откуда они берутся… «Есть ли жизнь на Марсе, нет ли жизни на Марсе — науке точно не известно». Только перечень качеств, необходимых лидеру — под полсотни пунктов. В моём третьем тысячелетии только групп общепризнанных в мире методик оценки лидерства — четыре. Туева куча литературы, всяких курсов… «Мы воспитаем в вас качества настоящего лидера, и вы займёте достойное место в жизни».

Но это всё про «первое лицо». «Как управлять собой», «Как управлять людьми» — из одного потока: «Здравствуйте, я — царь».

«Короля играет свита» — это очевидно. Так почему же про это «очевидное» не пишут? Что вы мне толкуете, как «на коня забраться»? Вы скажите — где такого коня взять, чтобы «возил» без проблем. Вон, Илья Муромец своего Бурушку с рождения воспитывал. Когда жеребёнок ещё на ноги не встал. Кто не знает — новорожденный жеребёнок уже через полчаса после рождения может бежать за матерью.

Цена помощников — жизнь лидера. Классический пример: Антоний и Октавиан. Первый — большой, сильный, громкий. Могучий. Славный полководец, предводитель легионов и народа, просто — владелец записных книжек Юлия Цезаря. И маленький, хиленький, болезненный, мало кому известный Октавиан. Ну и в чью честь у нас восьмой месяц назван? Кто стал вторым императором? Просто Октавиан Август сумел сформировать себе команду, а Антоний свою — растерял. На Клеопатре.

И, имея превосходство в сухопутной армии, Антоний соглашается на морскую битву у мыса Акций. Ну как же иначе? Клеопатра же специально для такого случая построила эскадру. Там даже паруса подобраны в цвет её платья! А когда начался бой, и стало ясно, что тут всерьёз делают «бо-бо» — царица сбежала. И могучий, храбрый Антоний — побежал за ней. Он же должен быть с ней. А вдруг она испугается? А вдруг она своё любимое зеркальце из Александрии — потеряла?