В. Бирюк - Парикмахерия

Поставил всем задачу, убедился, что инструмент — лопаты деревянные все у местных… позаимствовали. Без спроса, естественно. Спрашивать-то не у кого. Шесть раз повторил: где и какого размера копать. «Два еврея — три мнения». Нет, славяне, всё-таки, более однообразны. В части мнений. Но когда даже «пламенный горнист» лезет со своим «эта… ну…». Спокойно, Ваня, спокойно. Матом — только ругаться.

Странно, у всех нормальных попаданцев есть враги из местных. С которыми они воюют. Ну, всякие там ретрограды, обскурантисты и мракобесы. У «Янки» — это были Мерлин и церковь. А вот как бороться со своими сторонниками, сподвижниками и сотоварищами, которые только и норовят друг другу в глотку вцепиться? И попутно послать меня куда-нибудь подальше. Как это и бывает в реальности при всяком серьёзном новом деле? В попадизме и по этой части — пролёт.

А ведь Соломон, например, чётко определил: лучше судить спор между врагами, чем ссору между друзьями. Ибо какое бы решение не было бы вынесено для врагов — один из них может стать другом. Но в споре друзей, каково бы не было решение судьи, один станет ему врагом. Не об этом ли известная фраза: «Господи, избавь меня от друзей. А с врагами я и сам справлюсь». Это уже не русская народная, это уже — международная мудрость.

«Мы любим тех, кому даём, больше, чем тех, кто даёт нам» — ещё одна общеизвестная истина.

Маяковский прав: чтобы ощутить что-то как своё — надо в это вложиться. Трудом, вниманием, кусочком жизни… Так и я: ощущение того, что это моя земля, моё селище, моё… возникнет после того как я сюда вложусь. Своим трудом, своим умом, своими эмоциями. И моими людьми. Хорошо бы сделать это не по стиху. А то там дальше: «с пулей ляг, с винтовкой встань». Хотя… откуда тут пули и винтовки? Среднее средневековье, извиняюсь за выражение. Вот в нем и делаем «моё».

Ну-с, Пердуновка, принимай нового владетеля.

Наконец начали копать. На скорость. Соцсоревнование в могилокопании.

Николай улизнуть, было, захотел.

– Да я… да там… припасы собрать… Перунову хату глянуть…

– Это — само собой. Но — позже. А пока — ты могилу копаешь, я — сажень делаю.

Вообще-то это называется землемерный циркуль. Но даже в третьем тысячелетии вот эту деревянную буковку «А» называют «сажень». Хотя у неё расстояние между концам ножек — два метра. Берём жердину подходящую, раскалываем на две половинки вдоль. Затёсываем концы с одной стороны. С другой, чуть сместив концы, чтобы рукоятка была, шилом пробиваем дырочки. Дырочки совмещаем. И вбиваем в них палочку. Называется шпенёк. Потом аналогично ставим перекладинку.

И ради этого надо было в двадцатом веке двадцать лет учиться? И сдавать интегрально-дифференциальное исчисление пополам с марксизмом-ленинизмом? Вот именно. Как сказала одна наша однокурсница, ярая коммунистка и активистка, попав по распределению туда, куда её послали: «Чтобы понимать политику нашей партии надо много и долго учиться». Поскольку нормальный человек смысла в той, да и в этой, партийной политике уловить не может.

А мерную сажень сделать — это здесь и вправду продвинутым надо быть — на «Святой Руси» землю меряют верёвкой. «Верьвь» называется. Во всякой веси — своя. Общинное достояние. До такой степени, что в «Русской Правде» слово «верьвь» используется как синоним слова «община».

Правительства всегда пытались как-то этот процесс межевания упорядочить, Ну надо же знать — сколько с кого брать! Как было написано на плакате в одном большом магазине: «Товарищи покупатели! Не воруйте товары с полок — не конкурируйте с правительством!».

В 1752 г. вышел Манифест Елизаветы Петровны о Валовом (генеральном) межевании. По инструкции измерение расстояний рекомендовалось выполнять межевой цепью длиною в 10 сажень, состоящей из 100 или 70 звеньев, соединённых между собой кольцами. Для 70-коленных цепей расстояние между центрами двух соседних колец равнялось 0,1 сажени или 1 футу. Для измерения углов рекомендовалась астролябия. В качестве меры площади была принята десятина размером 80*30 сажень.

Народ это вытерпел. Но когда уже в 19 веке во время реформ Александра Второго Освободителя пошло массовое размежевание помещичьих и крестьянских земель, вольные, но вдруг ставшие безземельными, россияне возмутились. Они ловили землемеров и били. А мерную верёвку — урезали. «Обрезание» землемеров зашло так далеко, что правительству пришлось вновь оснастить своих полевых работников железными цепями. Перерезать их не удавалось. Но находились умельцы, которые втихаря, пока землемеры пьяные лежат, их цепи рвали. О чем, вероятно, и говорит великий русский поэт и большой знаток крестьянской жизни Некрасов, в своём историческом произведении «Кому на Руси жить хорошо?»:

Некрасов, он такой, он знаток. Сам спрашивает: «а кому это тут — хорошо?» и сам же отвечает:

Поскольку после смерти уже не выпьешь, то мы и не торопимся. Работать.

А я, хоть и русский, но неправильный: как крышу на поварне снесло — насчёт «завязать» подумываю. Пока до «полусмерти» не дошло. А пока вот занятие нашёл — землю святорусскую измеряю. Ну это точно: делать можно долго — «до смерти». Ещё и детям останется. «Велика Россия, а измерять некому». Но я начал — прихватил Сухана, пошёл смотреть место.

За Пердуновкой, дальше от реки, сперва — низинка, по которой дорога идёт, а потом довольно высокая песчаная грива, под углом к реке. На гриве растёт нормальный сосновый бор. Чистый, светлый. По краям-то уже осинник с березняком, а по хребту этого длинного холма — сухо. Вот тут и будем строиться.

В моё время так деревню ставить нельзя — место под огороды при подворьях должно быть. А здесь огороды — за огородой. За тыном, за частоколом. Застройка получается довольно плотненькая. Но не сплошная, как в Европах. Недостаток места в поселениях хомосапиенсов возникает из-за необходимости оборонительной линии. Тын, частокол, палисад, огорода. Чем она короче, тем лучше её защищать. «Оборонительные порядки противника при отступлении уплотнились, в то время как наши наступающие армии — растянулись». Это про Польский поход Красной Армии, он же — «третий поход Антанты». Впрочем, так же можно почти про любой бой хоть в древности, хоть в Новейшем времени.