В. Бирюк - Парикмахерия

– Как же так! Ты же сам сказал — вместе жить будем! Чтоб твои вещи я со своими вместе и с Любавиными… Ты же там, на полянке обещал…

Ох, Светана, наш отечественный фольк по этому поводу предлагает типовой диалог:

– Ты на мне жениться обещал!

– Мало ли я чего на тебе обещал.

Крик, визг, обманутые ожидания, низвержение с пьедестала. А зачем официальной любовнице и родительнице следующей, тоже официальной, пьедестал? Только чтобы низвергаться. Водопадом. Естественно, слёз.

В ссорах — самое главное — не участвовать. Сделал каменное лицо, зубы сцепил и разглядываешь — как данный конкретный индивидуй корчится на огне собственной злости. Бабочку видели? В гербарий её вкалывали? Ну, не в гербарий, какая разница. Понимаю — хочется ответить, хочется проявить остроумие, дать исчерпывающую характеристику собеседнице…. Или просто кулаком стукнуть. Кстати, история. Пока она высказывается.

Об особенностях проживания в домах блочной конструкции. Как раз по теме.

«Пришёл как-то муж домой. Ну, не просто пришёл, а после получки. Задержался и с запахом. А его благоверной в этот день вожжа попала. Куда попала — точно не скажу. Минут десять она своему долгожданному выговаривала. Но не учла, что получение получки мужа… утомило выше обычного. Как широкие народные массы в условиях нарастания революционной ситуации. И он её ударил. Кулаком. Он мне сам потом рассказывал:

– Я уже ударил, по настоящему, во всю силу. И тут понял: попаду — убью же. В последний момент маленько довернул. Попал в стену. Перегородка между кухней и ванной. Ну, сам понимаешь — дом-то блочный. Стена и завалилась. Пыль, грохот. Эта… стоит-трясётся. Ну, я пошёл, погулял. Пивка с мужиками попил. Остыл немного. Возвращаюсь — дома чисто, борщ на столе. И — молчит. Слышь, она вторую неделю молчит! Может, к врачу сводить? А? К какому? К гинекологу?».

Старинные воспоминания первой молодости настолько отвлекли меня от реальности второй, что я пропустил момент, когда источник звуков преобразовался в гейзер рассола. Слезы потекли. У здешних женщин интересная особенность — они не плачут на публику. В отличие от моих прежних современниц понимают, что плачущий человек — не эстетично. А закрыть лицо руками удобнее сидя. Ну, она и села. С размаху. Какой дурак наш стол ремонтировал? Это же даже не Домна, габариты существенно… Хорошо, что ноги все успели из-под стола убрать. Техника безопасности здесь… Так, я уже об этом говорил.

История повторяется. Первый раз — в виде трагедии, второй — в виде фарса. Фарс — это когда смешно. Отсмеялись все. Даже Светана. А и то правда: сегодня у неё облом насчёт меня получился. Но жизнь же не кончается — владетеля «оседлаем» завтра. А пока… да, похоже, у торка будет жаркая ночь. Эх, мне бы столько оптимизма, сколько у русских женщин. Потому что у меня сегодня ещё один разговор — с Потаном. И отложить нельзя, и чего делать — непонятно. А что говорит по этому поводу мой внутренний голос? А он предупреждает:

– Не ходи туда, там тебя ждут неприятности.

– Да как же я не пойду? Они ж ведь ждут.

Ещё один прокол попаданства. Всякая религиозная система очень активно работает со смертью. И с посмертием. Молитвы, ритуалы, пляски, песни, обычаи и идеи по этой тематике буквально пронизывают средневековое общество. Обычная вечерняя молитва обязательно содержит что-то типа:

– Спасибо, Господи, что позволил прожить ещё один день.

В отличие от моих современников, предки думают и говорят, хотя бы в штампах, в молитвах и приговорах, о смерти ежедневно. Ноосфера у них такая. Но ведь психика человека, постоянно думающего и рассуждающего о смерти — иная. Не такая, как у моих современников. В моё время иногда помогает «телефон доверия» или «скорая психологическая помощь». Когда человек сильно на эту тему задумывается. Кто-нибудь пробовал применять в средневековье наработанные в этом поле методики? Потому что у меня в голове только: «На всё воля божья» и «Все в землю ляжем, всё прахом будет».

Мужики гомонили в поварне у горевшего там огня. В полутьме сарая мне на встречу повернулся Кудряшок, И, по моему жесту, отвернулся носом к стенке. А Потаня как лежал — отвернувшись, так и не шевельнулся, даже когда я присел на постели. Может, спит? Тогда я в другой раз… Нет, судя по дыханию — не спит. И скрюченные пальцы перебитой правой руки дёргаются.

– Прости меня, Потаня.

– За что? За игры со Светанкой? Бог тебе судья, боярич.

– За всё, Потаня.

Пауза. Потом мужик тяжело, оберегая руку и, всё равно, охая, поворачивается ко мне лицом. Темновато, но я вижу его удивлённо-недоверчивый взгляд. И дело не в том, что боярич просит прощения у смерда. Сословность, она, конечно…, но люди-то живут по-людски. За вину принято просить прощение. За какую вину? Вот чего так тяжело смотрит Потаня: что я ещё такого сделал? Какую ещё ему обиду причинил?

Помниться, я как-то сравнивал попаданца с колесом телеги, которая давит и калечит всех, кто под обод попадётся. Вот и ты, Потаня, попал. А я просто пришёл в то место, где ты жил спокойно. Проехался-прокатился. Колесо Джаггернаута по имени «Ивашка-попадашка». Ты себе жил-поживал, попаданца не ждал. Но я пришёл и попал в поруб. Чтобы выбраться — наскипидарил Храбрита. И твоя Светана близко познакомилась с некоторыми талантами степного принца. Потом я прочитал внимательно надельную грамотку, и сунул тебя, в качестве обеспечения своих доморощенных оперативных разработок, в поруб. А твою жену пустили по кругу и вывернули дом наизнанку. Я не в том месте не в то время посидел на крыше, любуясь летними сумерками. Меня украли, тебе пришлось идти меня выручать, и вот — правая рука висит плетью. Я вёл себя чуть более внимательно, чуть вежливее, добрее, чем здесь обычно принято, с твоей дочерью. Сколько раз в прежней жизни я нарывался на неприятности по этому поводу! Когда нормальная вежливость воспринималась как однозначный намёк. И здесь все восприняли это как намёк… на что-то. И установившиеся отношения между детьми в усадьбе — посыпались. Её чуть не убили, чуть не зарезали, чуть не изнасиловали насмерть. Ты это пережил. Вскакивал, бегал, волновался. Пытался, больной и калечный, защитить своего ребёнка. И получил изгнание. «Освобождение насмерть». Сегодня твоя жена объявила, что стала моей официальной любовницей. И пообещала при первом же удобном случае подложить под меня твою дочку. А пока, чтобы не простаивать, она разминается с торком. Которого именно я и оставил в Рябиновке, которого и здесь, на заимке, снова — именно я оставляю… И где тут место для твоей жизни? Для твоей жизни, которую я раз за разом ломаю по всем направлениям? Не желая, не задумываясь. Просто мимо проходил…

А у мужика-то и левая ручка крепкая. Извиняюсь за выражения — шуйца. Могучая. Как клешня. Он резко ухватил меня за ворот, притянул к лицу и бешено сообщил: