В. Бирюк - Парикмахерия

И вот прошло три тысячи лет. Мы, человечество во всех своих миллиардах, как-то разобрались с первыми тремя вещами. И насчёт теплового зрения у змей, и насчёт магнитного компаса у птиц, и кораблики у нас по спутникам ходят. Но… «смысл четвёртой — скрыт от меня».

Эх, Серёжа… Да кто бы против… Что я, мусульманин какой? Для которого рай — толпа озабоченных девственниц. Это ж какой труд! Да ещё они все наверняка — малолетки. Мелкие, чёрненькие, сопливые и хихикают. Над каждым словом или шагом. Такой… рай для дырокола. Или — отбойного молотка. Пока его от компрессора не отключили.

Но что делать, если просто факт наличия себя — уже преступление? И деяние есть зло, и не-деяние. И бытиё, и не-бытиё. И просто попытка уйти из бытия. Как же изощрённо господь построил этот мир: человек виновен. Всегда.

И вот это — «хочется так думать» — не волку про ягнёнка, как у дедушки Крылова в басне, а самому «барану» про себя, круторогого.

«Человек? Виновен. Статью мы подберём, верёвку принесёшь сам».

Я тихонько позвал Сухана. Хорошо — он меня и шёпотом отовсюду слышит. Завернули заснувшего наплакавшегося ребёнка в попону, отнесли на поварню. Сначала Домна никак открывать не хотела. Пришлось голос подать. Потом Светана откуда-то со двора нарисовалась. Спешила бедненькая: на ходу платье от сена отряхивает. И сходу меня успокаивать:

– Не волнуйся, господин. По первости это бывает. Сейчас мы её подмоем, травками отпоим, ванночек понаделаем. К завтрашнему вечеру, ежели будет хотение…

– Уймись. Не тронул я её. Устала она просто. Вот и заснула.

– А чего так? Не влезло? Или не встаёт?

В здешнем мире все твёрдо уверены, что стоит хоть на минуточку оставить одних мужчину и женщину не слишком старого возраста, и они немедленно начнут штамповать детишек.

За исключением оттенка пролетарской культуры и марксистской идеологии — здешнее всеобщее мнение.

Сентенция: «А поговорить?» представляется запредельной вершиной философской мысли и допускается к существованию только в среде русских алкоголиков. Как наиболее философски погружённой общности хомосапиенсов.

Последний вопрос Светаны — характерен. Единственная уважительная причина. Которая — неуважительная. Напрочь выбивает уважение общества. Вместе с моими претензиями на лидерство. В общественном мнении альтернативой «фаллосу брызгающему» является только «меч карающий». И «брызги во все стороны». Или — спермы, или — кровищи. Надо с этой дурой что-то делать. И с дурёхой — тоже.

Последующие дни прошли у меня в непрерывном стуке топоров. Я торопился поставить крыши, мы с Суханом занялись делами плотницкими и очень хорошо, что я всех обрил — щепок и опилок в щи меньше сыплется.

Для начала меня просто поразил Чимахай. И вправду — «железный дровосек». Рубит и рубит. Причём, если стоячее дерево он бьёт синхронными махами двух топоров, подрубая ствол с обеих сторон, то, разделывая лежачее — противофазными ударами. Так, что один топор откалывает древесину, а второй следом — просекает древесину поперёк ствола. Пенёк, и правда, получается плоский — сидеть можно.

Чимахай хвастался, крутил свою «мельницу» то в одном варианте, то в другом. Презрительно поглядывая на Ноготка со Звягой. Типа: «учитесь детишки, пока я живой. И не вякайте в присутствии старших». И такие же понты начал кидать и в мою сторону. То ему — не так, это ему — не эдак. Запомни, дядя, право на исключительность в этом дурдоме есть только у меня. Даже до торканутого принца это дошло. А уж тебя, деревенщина-посельщина… Королей из дровосеков пускай девочка Элли делает. У неё — Тотошка, а у меня — Сухан. Разницу между говорящим пёсиком и помалкивающим зомби понимаете?

Когда Сухан, наглядевшийся за время сеанса показательного труда и демонстрационного лесоповала на манеру Чимахая, по моей команде, абсолютно точно воспроизвёл все его захмычки, типа: перекинуть топоры из руки в руку перед началом, стукнуть обухом о ствол перед первым ударом… народ заржал. Чимахай, естественно, надулся. Не было у них в лесу пародистов. Дикие люди — не знают, что это должно быть смешно. Но когда Сухан в той же частоте, откалывая такие же, примерно в сантиметр толщиной, куски ствола, начал крушить дерево, все заткнулись. Общее впечатление выразил Звяга:

– Тоже мне… Чимахай-искусник. «Я один такой, я один…». «Одна — у попа жёнка». А таких-то… Сучкоруб.

Пришлось успокаивать, разводить и примирять. Назвать дровосека «сучкорубом»… Зря это он.

Лес валить приходилось? Я имею в виду — в промышленных масштабах, а не в фольклорных:

Если лесоповал ведётся не тракторами из третьего тысячелетия с мощными гидравлическими захватами, которые позволяют дерево удержать вертикально, то срубленное или спиленное надо положить. Ну, валится-то оно всё равно — куда само захочет. Но хоть знать — куда хотеть его завалить. Так вот, дерево кладут кроной не в лес, а в сторону пустого пространства. Если в лес — оно повисает на соседних, стоящих ещё, деревьях, цепляясь ветвями. Ещё пару-тройку стволов и имеем полноценный лесной висячий завал. К которому и подойти страшно — он внутри себя сам трещит, просаживается и в любой момент может рухнуть. И куда полетят высвобожденные при рывке стволы и, главное, их комли — одному богу известно. Выбирается в бригаде один самый… храбрый, глупый, искусный, бестолковый… Главный характеризующий признак — по выбору коллектива. Избранный персонаж лезет в вершину завала. И там, на верхотуре, сидя на суке, который он сам же и рубит, начинает обрубать сцепившиеся ветки, на них же приплясывая, чтобы стволы упали, наконец, на землю.

Вся остальная команда не работает, а подаёт советы. Но — издалека. Я уже сказал: ствол из висячего завала идёт, в общем-то, вниз. А вот его комель… как на душу ляжет. Вы представляете состояние души только что срубленной сосны? Так что — «весь персонал — за две длины ствола».

Это — ненормальная, нештатная, аварийная ситуация. Нормально — деревья кладут кронами на пустое место. Так, ровнёхонько, в рядок. Класс. А дальше? Дальше их надо немедленно с этого места убрать. Потому что иначе на них ляжет второй… рядок. С перекрытием. Потом их фиг растащишь. Как стволы утягивают стальными тросами с помощью тракторов типа знаменитой «сотки» Онежского тракторного — знаю. Но там — стосильный мотор, он дёрнет — сучья треснут. А иначе надо сваленное дерево развернуть и тянуть уже комлём вперёд.