Андрей Архипов - Ветлужская Правда

Доставать самострел из-за спины он не торопился, сначала требовалось осмотреться и понять, что происходит. Да и остальные ребята тоже пока были безоружными: плетенные из лозы щиты, кое у кого окованные полосками металла, при всем желании не могли служить угрозой, да и боевыми ножами подростки могли испугать лишь своих сверстников.

Поскольку дорожка пролегала всего в полуметре от обрыва, то Тимке все происходящее было видно как на ладони. Однако его взгляд никак не мог сфокусироваться: после мгновенной остановки кровь прилила к голове и в глазах скакали мутные радужные пятна. Тимка даже подумал, что сейчас он не смог бы достать болты из заплечной сумки, заменяющей ему колчан, не рассыпав половины из них.

Между тем на пристани царило нездоровое оживление.

У главных причалов, где стояли многочисленные булгарские лодьи, протянувшие свои голые мачты в прозрачную синь весеннего неба, остервенело носились по мосткам люди и пытались протолкнуть два судна на глубокую воду, помогая его гребцам набрать скорость.

А напротив Тимки пытался сбиться воедино ветлужский десяток охранения, слегка потрепанный в недавней кулачной баталии. Может быть, в дело было пущено даже что-то потяжелее, поскольку один из воинов стоял немного в стороне, скинув шлем и сжимая голову обеими руками, однако луж крови и признаков сечи не было.

Перед ветлужскими ратниками, которых возглавлял десятник Арефий, столпились булгарские. Они что-то доказывали, размахивая руками и показывая на ушкуй, который пытался отчалить. Обрезав канаты, судно новгородцев отходило от мостков, а сами они еще запрыгивали в него прямо с причала. По всем признаком было заметно, что люди не остыли от участия в потасовке – один ратник прихрамывал, а парочка могла похвастать порванными рубахами и ссадинами на лице.

Ушкуй уже отплыл на пару метров, когда сверху стало видно, что он не успевает выскользнуть на простор реки – лодьи извечного соперника новгородцев уже начали перекрывать им дорогу, а стоящие вдоль бортов булгарские лучники накинули тетивы и готовились к бою. Видимо, это заметили и ушкуйники, потому что раздалась властная команда, по которой весла начали суматошно грести в другую сторону, а на носу судна выстроилась волна щитов. Одновременно те новгородцы, у которых не были вздеты доспехи, стали торопливо в них обряжаться и по мере готовности выскакивать на вновь приближающийся причал.

Тимка растерянно замер. В такую заваруху вмешиваться не стоило, и ему осталось лишь толкнуть в бок расположившегося рядом Юбера:

– Юрка, как вы тут?

Неловкое пожатие плечами и слегка поникший взгляд лучше всяких слов сказали ему о том, что ничего особо важного он не пропустил. Саму же предысторию Тимка знал не хуже других: по приходе детских десятков на пристань они застали там ленивую перепалку между ак-чирмышами и ушкуйниками. Чего те не могли поделить, было неясно, но вскоре один из булгарцев заявил, что вправе потребовать досмотра ушкуя и уплаты пошлины за привезенные товары, мотивировав это тем, что новгородцы находятся на их земле. Достаточно неосмотрительное заявление расслышали многие, в том числе десяток ветлужцев, охранявший порядок на пристани и сразу поспешивший к месту конфликта.

Между тем северные торговцы в долгу не остались, красноречиво обрисовав позу, в которой они желали бы видеть всех булгарцев во главе с их сотником. Несмотря на достаточно витиеватые выражения и неразборчивое цоканье новгородцев, смысл поняли многие: претензии на здешние земли были встречены ушкуйниками не только со смехом, но и с вызовом, который не остановило даже весомое численное превосходство противника. Так долго продолжаться не могло: накалившаяся обстановка требовала разрядки, и даже мальчишкам это было понятно. Однако ветлужские ратники были слишком заняты воинами Великого Булгара, жаждущими поквитаться с Великим Новгородом, поэтому поднять тревогу в веси Тимка вызвался по своему почину.

На бегу он задавался лишь одним вопросом: зачем сюда вызвали школьников? Посланный в Болотное вестник краем уха слышал, что булгарский бей, приплывший допрашивать Алтыша, вел себя слишком по-хозяйски и будто бы объявил, что ветлужцы переходят под его покровительство. Видимо, в ответ на это воевода хотел показать подрастающих ребят во всей красе и выторговать ветлужцам лучшие условия. Правда это или нет, выяснять было некогда, да и не у кого.

Выслушав мчавшегося с известием пацана, Тимка на всякий случай сразу же ушел обряжаться в доспех, поэтому у речной заводи он встречал ребят уже в полной боевой готовности. Каждому из пришедших было больше тринадцати лет, и собранное наспех воинство состояло в основном из удмуртов и переяславцев, которых слегка разбавили наиболее подготовленными черемисами. Тимка из них был самым младшим, но это давно уже никого не волновало: в ребячьих рассказах, шепотом передаваемых из уст в уста, число уничтоженных им врагов перевалило уже десятка за полтора.

Его самого отправили в Переяславку еще вчера вечером, от греха подальше. Как только увидели перекошенное ненавистью лицо и разбитые в кровь кулаки. Тимка почти сорвался с катушек: желание возместить с лихвой все пережитое Вовкой пересиливало остальные чувства. Самое последнее, что он помнил из этого дня, – спокойное лицо Вовкиного отца, раскладывающего на столе свои врачебные инструменты, и чрезмерно ласкового Свару, который клятвенно заверял ребят, что черемисы теперь будут обучаться в общих десятках. Тогда Тимка всего лишь подумал, что таким образом можно будет держать этих ребятишек в узде, но после бесконечных размышлений сегодняшнего дня…

Теперь он считал, что если не есть из одного котла кашу, не бежать по лесным тропинкам бок о бок каждое утро и не помогать друг другу в тот момент, когда мерещится, что меч вот-вот упадет из рук, а доспех уронит тебя на землю при следующем движении… Тогда так и останешься чужим своему соседу!

Конечно, все бывает в жизни: иногда кажется, что друг тебя предал, хотя он всего лишь остался равнодушным к тебе в трудную минуту, иногда характеры сталкиваются так, что летят искры, и сосед тебе видится врагом на всю твою жизнь. Но время все расставляет по своим местам. Недруг оказывается неплохим парнем, которому в тот момент шлея попала под хвост, друг продолжает выбирать не тебя, отдавая предпочтение тем, кто, по твоему мнению, этого недостоин, а враг…

Враг растворяется ранним утром, когда над лесом встает солнце и кажется, что нет ничего прекраснее, чем свежий ветер и тающая дымка на горизонте. В этот миг появляется ощущение, что такое название нужно еще заслужить в твоих глазах, а текущие передряги ничего не значат в масштабах вечности. Такое не бывает у тринадцатилетнего мальчишки, скажете вы? А сами так жить пробовали, а?