Михаил Михеев - Гроза чужих морей

Приезд Макарова был воспринят по-разному. С воодушевлением – матросами и офицерами, сдержанно – частью адмиралов, с облегчением – наместником Алексеевым. У каждой эмоции при этом были свои, достаточно веские причины. И матросы, и офицеры, особенно те, что помоложе, были свято убеждены: сидение в Артуре кончилось, Осипыч быстро наведет порядок, и япошкам достанется по самое не балуйся. Адмиралы прекрасно понимали, что, во-первых, Макаров готов сыграть роль стимула, той самой палки, которой гнали овец, и им теперь придется вкалывать в разы больше, а во-вторых, спокойно пересидеть в Порт-Артуре заваруху не получится. Да-да, бывают и такие адмиралы. Что же касается Алексеева, то он прекрасно понимал, что один все не потянет, и был доволен появлению кого-то, на кого можно скинуть хотя бы часть дел.

В общем-то, ожидания всех присутствующих в какой-то мере оправдались. Правда, немедленно флот в море не вышел, но процесс пошел значительно быстрее. Уже к концу первой недели "Цесаревич" присоединился к "Ретвизану", а царящий на эскадре хаос сменился таки чем-то более-менее упорядоченным. Надо сказать, сейчас Макаров мог позволить себе не торопиться – японский флот, и без того не рисковавший входить в зону поражения береговых батарей, теперь и вовсе куда-то делся. Однако отсутствие противника в зоне прямой видимости отнюдь не заставляло лучшего из русских адмиралов расслабляться – он чуть ли не пинками подгонял своих людей, насколько можно ускоряя процесс. Привычка действовать быстро осталась у него еще со времен лихих эскапад на Черном море, когда он на единственном пароходе держал в страхе мощный по тем временам турецкий флот. Минные катера, которые нес корабль "Великий князь Константин" так никого и не утопили, но смогли нанести повреждения нескольким кораблям, включая броненосуц, и в результате настолько затерроризировали турок, что те попросту не рисковали выходить из портов.

Вообще, смелость и решительность – это были как раз те качества, которыми Макаров, в отличие от большинства коллег, обладал в полной мере. Дело в том, что достигнув определенных чинов, практически любой военный становится осторожен, по принципу "как бы хуже не было". Это закономерно – ему есть, что терять. Однако Макаров сохранил почти юношеский задор, что и делало его столь опасным противником для любого, кто рискнул бы стать на пути его флота. Другое дело, что при этом он, зачастую, допускал проколы посерьезнее облегченных снарядов. Это, кстати, было неудивительно – да, Макаров храбро и умело воевал в прошлую войну, но как-то забывалось при этом, что эскадру в бой он пока не водил. Впрочем, это было характерно для всех русских адмиралов – Россия давно не воевала всерьез, с равным противником, тем более на море. К тому же Макаров был, наверное, единственным адмиралом того времени, который не окончил Морской корпус, и отсутствие базового образования частенько придавало его действиям налет дилетантизма. С одной стороны, это давало плюс в виде "незашоренного" взгляда и большего полета мысли, с другой – мешало. В мире, где родился Плотников, все это, в совокупности, и стало причиной его гибели – импульсивный адмирал так и не смог наладить нормальную работу штаба, который бы любое его указание выполнял по команде "Бегом!" и занимался бы планированием операций. В результате – выход в море с четырьмя кораблями, поспешное, больше похожее на бегство отступление при появлении главных сил Того, шаблонное маневрирование, ну и, как финал, попадание на непротраленное вовремя минное поле. Но здесь у Макарова было время, чтобы освоиться, неспешно, без лишней торопливости организовать работу, а главное, хорошо и грамотно налаженная оборона подступов к гавани.

А потом случилось то, чего адмирал ожидал меньше всего – запыхавшийся вестовой принес только что полученную радиограмму, в которой была всего одна фраза: "У противника осталось шесть кораблей. Действуйте".

Адмирал Того стоял на мостике своего флагманского броненосца "Микаса" и со смертной тоской наблюдал за тем, как шлюпки все еще обшаривают обломки, пытаясь найти хоть кого-то. Он сам отдал такой приказ, хотя и понимал умом, что все это бесполезно, кто выжил – те уже выбрались на берег, а кто нет… Однако надо было делать хоть что-то – просто сидеть и разглядывать жалкие останки того, что осталось от совсем еще недавно грозного Императорского флота было выше его сил.

"Адзума" попала под удар первой. Этот крейсер, как и многие другие корабли французской постройки, был не самым удачным приобретением для любого флота. Сейчас это блистательно подтвердилось – корабль обладал слишком слабым бронированием, хотя, разумеется, от тех снарядов, которые обрушились на японский флот, не спасла бы никакая броня. Ну не умели ее здесь пока что производить, и никуда от этого было не деться.

Эффект от попаданий был сокрушительным. Входя под большим углом в палубу, бронебойные снаряды протыкали корабль практически насквозь и рвались у самого днища, внутренними взрывами вырывая из него целые куски. Какие-то пробоины оказывались над уровнем ватерлинии, но большинство оказались куда ниже. В принципе, этого было достаточно, чтобы отправить корабль на дно в рекордные сроки, однако точку в этом поставил один особенно удачливый снаряд, взрыв которого просто-напросто перебил киль "Адзумы". Сразу же после этого броненосный крейсер переломился пополам и стремительно затонул, унеся с собой большую часть экипажа.

Вторым под удар попал легкий крейсер "Акицусима". Если честно, попал по ошибке – в горячке боя и не такое случается. Однако от того, что это была ошибка, тем, кто находился в тот момент на крейсере, легче не стало. Восемь попаданий буквально разметали этот практически небронированный крейсер на куски, и он скрылся под водой не только еще до того, как его команда спустила шлюпки, но и до того, как вообще поняла, что, собственно, происходит. Это, конечно, если к моменту гибели на корабле вообще остался кто-то живой, хотя, разумеется, возможно всякое.

А вот "Якумо", следующая жертва трагедии, как ни удивительно, уцелел. Хотя чему тут удивляться? Немцы всегда строили добротно, можно сказать, на века. Правда то, что корабль остался на плаву, сейчас мало что значило – уже после того, как медленно погружающийся корабль приткнулся к берегу, в корму ему угодил снаряд, и Того, будучи профессионалом, не обольщался – левый винт наверняка оторван, вал перебит, корма, несмотря на усилия помп, медленно, но неуклонно затапливается водой. На фоне этого свернутый в трубочку руль с пером, изогнутым под немыслимым углом, выглядел минимально возможной неприятностью. Повезло еще, что крейсер готовился к выходу в море, и машины его были под парами. Именно поэтому, когда на "Якумо" обрушились русские снаряды, поражая своей мощью знающих толк в боеприпасах японцев, разрушили ему надстройки и оторвали оба орудия носовой башни, заодно сделав еще и несколько подводных пробоин, командиру корабля удалось сразу же дать ход. Даже выход из строя шести котлов не помешал искалеченному крейсеру доползти до мелководья. Однако, хотя он и не затонул, в нынешнем состоянии "Якумо" был абсолютно бесполезен и перестал существовать, как боевая единица.