Василий Звягинцев - Большие батальоны. Том 1. Спор славян между собою

— Да тут и живые есть, — наконец заметил среди трупов уцелевших матросов и пехотинцев напарник Юджина, тоже вооружаясь. Испачкался в крови и стал, матерясь, вытирать руки о штаны соседнего трупа. Третий волонтёр, из слабонервных или никогда не воевавший и не занимавшийся «мокрыми» делами, кое-как добрался до фальшборта и громко, давясь и отплёвываясь, травил за борт.

Эванс тоже достал пистолет. Случившееся никак не входило в его расчёты. Если целый взвод уничтожен здесь, то сколько шансов у него против чересчур умелого врага? Никак не похожего на тех «волонтёров», что вербовались «для работы на плантациях и приисках». Он просмотрел личные дела каждого, работа такая. Бывших военнослужащих среди них хватало, но далеко не такого уровня подготовки. Так то ведь только по их словам.

Он тоже всё больше склонялся к мысли, что операция оказалась жертвой давно и тщательно спланированной контригры русских. Полсотни внедрённых в ряды волонтёров спецназовцев, эскадра или две крейсеров, высланная на перехват отряда, слишком своевременное появление воздушных разведчиков, этот якобы гражданский пароход, не позволивший себя захватить специально подготовленной штурмовой группе на катерах.

Эванс не замечал, что уже потерял нить рассуждений и контроль за логикой происходящего, путает причины и следствия, собственные действия и намерения приписывает противнику и наоборот. В таком состоянии разведчик уже не в состоянии рассчитывать на успех.

Русский нагнулся к лейтенанту морской пехоты, пристёгнутому браслетом наручников к стальной скобе борта. У него были перевязаны голова и рука до локтя, и, похоже, офицер был контужен, судя по тому, что молча смотрел чересчур пристальным взглядом на своих вроде бы спасителей. А ему бы полагалось вести себя совсем иначе.

С остальными ранеными заниматься было просто некому. Шурлапов демонстративно закурил, с крайне неприятной интонацией и гримасой принялся напевать блатное: «Воровка никогда не станет прачкой, и урку не заставишь спину гнуть. Грязной тачкой руки пачкать…», явно давая Эвансу понять, что и в санитары он тоже не подписывался.

— Эй, парень, ты соображаешь чего или как? — второй русский извлёк из кармана своей куртки плоскую, но довольно вместительную фляжку, явно не с водой, сунул горлышко раненому в рот, и тот автоматически сделал несколько больших глотков. — Давай, говори, что тут было, сколько их, куда пошли дальше?

Кэптэн сообразил, что гуманизмом тут и не пахло, этому русскому так же наплевать на раненых, как и ему самому, а вот выяснить, с кем придётся иметь дело, жизненно важно.

Лейтенант несколько раз судорожно вздохнул, потом потряс головой и начал говорить, достаточно связно.

Впрочем, значащей информации в его словах содержалось немного. Ретроградная амнезия — он смог вспомнить только то, что случилось гораздо позже нападения на пост. Самыми существенными были слова о бинтовавшей его женщине. По крайней мере, грудь под одеждой отчётливо выделялась, и голос… Но вооружена она была не как человек, случайно схвативший попавший под руку автомат. По военному вооружена, камуфляжная форма, ремни, подсумки, полное снаряжение, как подобает солдатам регулярных частей… Она переговаривалась по-русски с теми, кто оказывал помощь остальным выжившим. Штатские мужчины появились уже потом, ради них и затевалось нападение, вот они обращались с оружием как придётся, будто видели эти системы впервые в жизни. Девушки им объясняли и показывали. Потом все ушли. Куда? А ему откуда знать? Он русского не знает, просто по звучанию догадался. Офицер помнил, что был сюда прислан как раз для охраны арсенала, но нападение представлял себе как-то иначе.

— Освободите меня, — наконец попросил капитан, сообщив всё, что был в состоянии. — Мне в госпиталь надо…

Видать, в голове у него путалось, какой госпиталь, на крейсере был всего один врач и два фельдшера. Или лейтенант думал, что его тут же примутся эвакуировать силами всего Королевского флота?

— А чем? — спросил русский. — Ключи есть?

Ни у самого офицера, ни у остальных находящихся в сознании морпехов ключей от наручников не оказалось. Неизвестные диверсантки учли возможность попытки освобождения, собственными силами или с посторонней помощью, все прилагаемые к наручникам ключи забрали с собой или просто выбросили за борт.

— Ну, тогда подождите ещё немного, лейтенант, — сказал Эванс, — я очень сожалею…

— Можно выстрелом разомкнуть, — предложил сердобольный русский, но его грубо прервал сам Шурлапов:

— Шум нам совсем ни к чему. А этому всё равно, он, гляди, снова отрубается…

Потом Юджин обернулся к Эвансу:

— Так что делать будем, ваше превосходительство. Мотать отсюда подальше, или?..

— Ваш приятель пришёл в себя? — спросил разведчик, имея в виду того, что опозорился при виде и запахе крови и содержимого вспоротых животов. — Тогда пусть тоже возьмёт оружие и — за мной.

Не успели они подойти к трапу, появился посланный за подкреплением. Он с видом доверенного лица большого начальника возглавлял отделение «эспишников» [57] От англ. «ship police» — судовая полиция. , семь человек. Неизвестно, что он им наговорил, но чувствовали себя эти бравые парни не слишком уверенно, а увиденное на месте привело их в полный шок. Кое-кто тоже кинулся к борту «отдавать дань Нептуну», остальные столбились у переборки, перебегая глазами с трупов на Эванса и обратно.

— Так что разрешите доложить, кэптэн, привёл. Слабаки они у вас. Может, мы сами обойдёмся, а они пусть здесь порядок наводят?

Говорил русский свободно и нагло, при этом почти демонстративно подмигнул своему «старшему товарищу». Мол, наше-то дело сделано. Верность предположения Эванса подтверждала висевшая у него на плече чёрная спортивная сумка, туго набитая. За клуб игроков в крикет, чья эмблема красовалась на клапане, болел как раз хранитель судовой кассы.

«Быстро это у него получилось, — отстранённо удивился разведчик. — А они ведь свободно могут и меня пристрелить и добавить к уже имеющимся здесь трупам», — с внезапной тошнотой и противным спазмом внизу живота подумал контр-адмирал. Хотя как? Не при полиции же?

Потом посмотрел в спокойные, безусловно негодяйские глаза главаря русских и решил, что нет. Убивать его им нет совершенно никакого смысла, он куда нужнее им хоть в своём истинном качестве, хоть даже и заложником. Это люди циничные, безжалостные, но рассудительные. Вроде него самого. Значит, договорятся.

— Старшина, — обратился он к командиру отделения, державшегося нормально, без дамских эмоций, однако под смуглой кожей слишком резко двигались жевательные мышцы. Только скрипа зубов не хватало. — Возьмите трёх человек — и со мной. Остальные пусть наводят здесь порядок, охраняют оружейную комнату и оказывают помощь раненым. Судового врача вызовут, чёрт возьми, если сумеют найти! В чём я сильно сомневаюсь, при этом bardake… — русское слово он использовал не только потому, что в английском подходящего не нашёл. Начинал постепенно перестраиваться для новой роли. «Волонтёры», перешёптывавшиеся о своём, одобрительно хохотнули и добавили ещё несколько слов, уточняющих обстановку на крейсере, которая лично им, похоже, вполне нравилась.