Василий Звягинцев - Большие батальоны. Том 1. Спор славян между собою

Мятлеву очень ярко вспоминался момент, когда Герта позволила ему почти всё и оттолкнула в самый последний момент. Правда, оттолкнула очень убедительно. Ну, так то были совсем другие обстоятельства.

После вечерней прогулки, когда в квартире стихли голоса и прекратилось хождение, он очутился возле комнаты Герты и бесшумно приоткрыл дверь, проскользнул внутрь и материализовался возле валькирии, как раз начавшей раздеваться перед раскрытыми, зеркальными изнутри дверцами платяного шкафа. Оттого и не сразу заметила (или — сделала вид) появление поклонника. Обернувшись, изобразила полное недоумение и даже смущение, попыталась прикрыться платьем, только что стянутым через голову.

— О! Ты откуда взялся? Тебя в школе не учили, что нехорошо за девочками подглядывать? Давай, иди отсюда. Правда-правда, я спать хочу. Набегалась за весь день с вами…

Мятлев же уходить категорически не пожелал. Невзирая на слабое сопротивление, отнял у Герты и отбросил в сторону платье, сжал девушку в объятиях и принялся её целовать, бормоча бессвязные слова любви. Убеждал, что пережитое сегодня заставило его пересмотреть всю предыдущую жизнь. Побывав на грани смерти, он стал другим человеком и теперь полностью принадлежит Герте, а она, соответственно, ему. Прямо сейчас и навсегда. Разумеется, высказывались эти истины не сразу, а частями, без логического и стилистического порядка…

Какое-то время Герта стояла, опиралась спиной о зеркало, запрокинув голову, прикрыв глаза ресницами, со смутной полуулыбкой на губах. Буря мятлевской страсти словно не имела к ней никакого отношения. Она никак на неё не отвечала, но и не препятствовала ласкам, моментами переходящими всякие приличия. Потом они каким-то образом очутились уже сидящими на кровати валькирии, и Мятлев снова рискнул, как три дня назад, достичь окончательной цели, тем более она была близко, как никогда. Девушка всё ещё не позволяла опрокинуть себя на пёстрый плед и сдёрнуть последний предмет туалета, но делала это как-то не всерьёз. Леонид знал, что при желании она могла бы отшвырнуть его до самой входной двери, размазать по стенке, вообще нанести любые несовместимые с жизнью повреждения.

Понимание этого факта особенно заводило Мятлева. Не то чтобы он принадлежал к подвиду мазохистов, скорее наоборот, но гладить плечи, спину, ноги Герты, только что, на его глазах убивавшей людей, было невероятно приятно. Возбуждало совершенно особым образом, а при мысли, чем это, наконец, может закончиться, он терял остатки здравомыслия. И даже приличий.

Герта вела свою партию безупречно. Сейчас, пожалуй, самый подходящий момент, чтобы уступить притязаниям до потери самоуважения влюблённого в неё сорокалетнего мужчины. Он не был ей неприятен, и этого достаточно, не всем же так везёт, как Насте и Людке — (с первого раза найти своего единственного, полюбить их именно как полностью подходящих тебе мужчин). Кроме того, ей было просто интересно — так ли увлекателен предстоящий процесс, как утверждали теоретические труды и рассказы наиболее искушённых сослуживиц вроде Полинки Глазуновой, которая могла рассуждать на эту тему часами, причём без всякой скабрезности, просто как об одном из приятнейших времяпрепровождений. И ещё Герту крайне занимал вопрос — что и как получится дальше. После того, как… И в личном, и в чисто служебном плане.

Похоже, пылкость и немалый опыт Леонида начали и на неё оказывать нужное действие. Девушке не потребовалось играть, она просто отпустила тормоза, позволила телу вести себя, как ему хочется. Дыхание у неё зачастило и стало неровным, по телу разлилось странное, неиспытанное ранее ощущение, ей хотелось, чтобы он продолжал делать то, что делает, и сама начала ловить губами его губы, больше не протестуя против того, что его ладони скользнули, наконец, под широкую кружевную резинку и потянули тугие панталончики к коленям и ниже. Тут помешали перламутровые открытые туфли на высоченных шпильках, пристёгнутые к щиколоткам ремешками. Герте пришлось движением ног помочь Мятлеву. Тут же она откинулась на подушки, прикрыв глаза и целомудренно сжав колени.

— И на сегодня всё, — почти прошептала она. — Побаловались и хватит. Я никому ещё такого не позволяла… Уходи…

Леонид, конечно, не послушался, слишком долго он ждал этого момента и воображал его во множестве вариантов. Целуя снизу вверх загорелые бёдра девушки, он попытался их раздвинуть, и тут с ним случилось то, что бывает с каким-нибудь девятиклассником, вдруг попавшим в подобную ситуацию с девушкой постарше, вдруг предложившей «взять у неё самое дорогое»…

Но ведь взрослый мужчина, соблазнивший, по его собственным словам, не меньше сотни женщин, из них чуть ли не треть — девственниц, на самом пороге сорокалетия должен получше владеть собой?

Однако случилось то, что случилось. Мятлев был раздавлен, опозорен, и Герта, как опытный психотерапевт-сексопатолог, утешала впавшего в отчаяние, бормочущего какие-то оправдания генерала.

Раскрыла постель, дала выпить большую стопку коньяка, сама легла рядом и довольно долго шептала ему какие-то пустяки, пока Леонид вновь ощутил в себе желание и силы. Но за время её осторожных ласк и ободряющих намёков он сам наделал ей столько обещаний, что обратно пути теперь, пожалуй, и не было.

Наконец она, убедившись, что с приятелем всё в порядке, позволила ему вторую попытку. И всё получилось у них совсем не так, как совсем недавно воображалось Леониду, а спокойно и нежно, по-семейному, можно сказать.

Только в самом конце оказалось, что Герта отнюдь не «снежная королева». Вспышка получилась совсем короткой, но яркой. Вовремя сообразив, к чему идёт, она закусила нижнюю губу, чтобы не переполошить криком, который, оказывается, сдержать невозможно, весь дом.

Придя в себя, Герта подумала, что не обманывали Дайяна и старшие подруги — это стоит того, чтобы им заниматься, не по работе, конечно, а для души, как, например, Сильвия. Впрочем, та, кажется, разницы между этими понятиями не делает.

Мятлев с удивлением заметил, что в отличие от многих подобных случаев, у него не возникло чувство безразличия к соблазнённой им девушке. Скорее наоборот. Ему почти сразу же захотелось повторить то же самое, но он понимал, что для первого раза она и так слишком уж выложилась . Стоит дать ей день-другой, чтобы прийти в порядок и осмыслить новый жизненный опыт. Тогда всё будет совсем хорошо. Леонид собрался вернуться восвояси, дать возлюбленной отдохнуть, ведь вторые сутки на ногах, да ещё и на войне.

Его остановил удивлённый и снова чуть насмешливый голос валькирии:

— Куда же ты? У нас ведь, кажется, уже решено? Значит, имеем полное право спать в одной постели и ничего от людей не скрывать…