Станислав Лабунский - Зима стальных метелей

Тут штатный водитель с жердями нарисовался. Подложили мы их в яму, проверили уровень масла в движке, воды долили, ремни подтянули, грязь смахнули ветошью. Наш командир только рот открыл, чтобы покрыть нас матом, словно апостолов, как я его опередил. Увидел четверых пограничников, и махнул им рукой. А в руке бутылка водки зажата.

— Т-т-толкайте, и поедем, — делаю им предложение, от которого невозможно отказаться русскому человеку, какую бы он форму не носил. — Я к-к-контуженый, в ухо кричите громче…

Надо было бы сначала взад сдать для разгона, только мне неизвестно было, как это чудо техники на задний ход переключается. Да и шесть человек такую машину с любым грузом из такой ямки на руках вынесут. Включил двигатель нежно, выноси родной, враг рядом, пора убегать! Застучал он довольно цилиндрами, и вылетела наша ласточка на ровное место.

— Давай за баранку, водила, блин из Нижнего Тагила! — кричу молодому солдатику, а сам запрыгиваю к бойцам НКВД в кузов, к своему рюкзаку и винтовке.

Задумка моя была правильной. За десять километров, что мы проехали, на дороге два поста стояло, но к машине с пограничниками никто интереса не проявлял. Как не крути, а НКВД это наследник ЧК, со всей ее жуткой славой. Да и своих подвигов за наркоматом было немало. Два состава политбюро чекисты сожрали подчистую. Правда, и у них кровь лилась рекой. Сначала старые кадры прибалты перестреляли. Потом Ягоду и его подельников Ежов зачистил. Педераста Ежова товарищ Берия к стенке прислонил.

Пять составов сменили за десять лет, после смерти Железного Дровосека. Феликса, то есть, Эдмундовича. И это правильно. Сотрудник органов простым работягой уже жить не сможет. Кто хоть раз прикоснулся к власти, ощутил пьянящее чувство превосходства над другим — тот уже иначе относится к жизни. И убить его надо просто из милосердия — чтоб не мучился. Товарищ Сталин так и поступал — нет человека, нет проблемы.

Только война нас и здесь достала. Встал на дороге ободранный в кровь дядя моих лет с волчьим взглядом исподлобья, и накрылась наша поездочка медным тазиком.

— Старший лейтенант НКВД Снегирев, — лязгнул он. — Следую к командованию с важными сведениями.

Наш сержант его оглядел внимательно, чуть не обнюхал и признал за своего.

— Садитесь, товарищ старший лейтенант. Только пункт назначения нам еще не известен, — доложил он.

И все вопросительно уставились на меня. Обстановку я приблизительно представлял.

— Пока едем по дороге, потом начнем пробиваться к Кексгольму, там сводный отряд полковника погранвойск Донцова в побережье вцепился. Сведения вчерашние, но других нет, — говорю ему. Минуты на три закатил миниатюрку с заиканиями и слезами на глазах.

После этого погранцы меня автоматически к своим причислили. И стали заботиться. Воды дали и печеньку.

— Сергей Иванович, это хорошо, это надежно, — забормотал старлей. — Только долго очень.

— По делу говори, — предлагаю.

Сверкнул он глазом, я в ответ оскалился и «ТТ» ему с кобурой протянул. Парни в вещмешках порылись и достали нам сменные гимнастерки и ремни. Успокоился наш командир.

— У Синьозера финские егеря пограничников собирают. Мы втроем выбирались, нашего командира заставы сразу застрелили, а Пашку Артемьева в плен взяли, упали с дерева и скрутили.

Я сразу постучал по кабине. Тормози, мол.

— Вылезай, приехали. Чем дольше едем, тем дальше дорога…

И уехал наш грузовичок по своим делам с непонятными ящиками, а шесть бойцов колонной по одному втянулись в темный лес. И оно мне было надо?

Ведь так хотел тихо прикинуться шофером…

К Синьозеру мы вышли к вечеру. Финны сделали маленький лагерь на базе отдельно стоящей сарайки. Заплели окна колючей проволокой, напротив ворот пулемет поставили, на случай внезапного массового рывка. А так их всего шестеро было и все, кроме пулеметчика сидели у костра, чайком баловались. Или чем покрепче, по случаю несомненно удачного дня.

— Кто у нас самый лучший стрелок? — спрашиваю.

— 98 из 100 на всех зачетах, и даже чистая сотня часто бывает, — ответил старлей.

Снял винтовку с плеча, протянул ему. Говорить нечего было, все уже стратегами стали, на войне это быстро, к концу первого дня — ты или стратег или покойник. Прицелился наш лейтенант, затаил дыхание и нажал на спуск. Готов пулеметчик. И сразу остальные винтовки затрещали. Троих егерей сразу свалили, прямо у огня, а двое вскочили. Только не было для них спасительной темноты, а до леса им никто добежать не дал. Одного точно Снегирев уложил, а последнего беглым винтовочным огнем достали.

— Вперед! Сержант! Берешь двоих наших, трофейный пулемет и перекрываешь дорогу к селу. Мы всех выведем и к тебе подойдем. Бегом! — скомандовал наш лейтенант.

Хотя чего это я его обижаю? Снегирев старший лейтенант НКВД, у них официально звания выше армейских на два. Значит — он общевойсковой майор, однако. Я с сержантом побежал, всю жизнь хотел из пулемета пострелять, как упустить такую возможность?

Залегли мы с ним на повороте, перед нами метров триста до леса — не позиция, а мечта пулеметчика, пусть хоть рота идет, всех положим. Так в первую мировую войну и произошло. Техника опередила тактику, и пулеметы на всех фронтах остановили наступление армий. Все солдаты закопались в землю с головой, да так и сидели до самого мира. Что сейчас мешало Красной Армии отрыть траншеи полного профиля и встать в глухую оборону, как те же финны на своей линии Маннергейма? Полгода советские бойцы на ней погибали, пока на помощь солдатам не пришла новая техника. Пришли на фронт тяжелые танки КВ-2, с орудием калибра 152 миллиметра, и раскатали своими гусеницами колючую проволоку и блиндажи противника. Посыпались на танкистов звезды золотые, геройские, так где же сейчас эти герои? А тут и Снегирев за нами пришел.

— Что делать будем? — спрашивает. — До поселка четыре километра, ветер от них, видно, не услышали они нашу стрельбу.

— Не будем на неприятности напрашиваться, своих выручили, уходить надо. К берегу. Приготовим сигнальные костры — увидим суда из Ладожской флотилии, зажжем. Они нас к Донцову и доставят в лучшем виде. Вода вся под нашим контролем, у финнов здесь вообще ничего нет. И самолетам сюда от Хельсинки далеко. Нечего нам здесь бояться, — бодро закончил я свое выступление.

— Что же драпаем, если все так хорошо? — заскрипел зубами сержант.

— Финны здесь у себя дома, вот и бьют нас обходами с флангов. Дойдем до своей земли, встанем на заранее подготовленных рубежах, зацепимся за укрепрайоны застав старой границы, и все, — успокоил его и всех остальных.

Мне-то было известно — Маннергейм не собирался переходить старую границу СССР. Ему чужого было не надо, он воевал за свои земли.