Станислав Лабунский - Зима стальных метелей

Прижали мы их к земле плотно, пусть знают, есть еще рыцари в Шлиссельбурге.

— Последняя лента!

— Гранаты кончились!

И тут нам еще и колеса прострелили.

— Все прижимаются к Астахову, не отставать, бегом марш!

Бросили мы машину, пусть ее здесь разведка фронта найдет, номера на моторе сверит. Пулеметы на руках, огрызаемся на бегу короткими очередями, а пристань все ближе, и Капкан, стоя во весь рост, стреляет патронов не жалея, у него их всегда несчитано.

— Уходим! Малый вперед!

А под Отрадным погибли все. За ними никто баржу не привел. На Московскую Дубровку немцы бросили последние свои оставшиеся танки — восьмую дивизию. Остальные уже ушли под Вязьму. Но морская пехота и пограничники вцепились в свои восемьсот метров земли зубами, и не позволили себя в реку сбросить. А к вечеру их опять бросили в атаку. Прямо на пулеметы….

Пшенников пытался протестовать, но был снят с командования и заменен более покладистым генералом — Коньковым.

Нас это не касалось, как и утопление лидера «Минск» прямо у причала. Это были чужие беды, а мы отмечали встречу боевых друзей после долгой разлуки. На войне и день срок немалый.

Мы вывезли чуть больше двух сотен пограничников, половина раненных. Батя тоже поймал осколок, пальцы у него на правой руке не шевелились. Кажется, он свой срок отслужил. Мы быстренько всех уцелевших включили в состав заградительного отряда, и от первой дивизии НКВД остались номер, знамя и зам начальника штаба дивизии с печатью. И на этом ее короткая, но славная боевая история заканчивается. Еще почти год ее будут пытаться укомплектовать, только пограничников уже не будет, а из лагерного надзирателя бойца не сделаешь, слишком велика разница в менталитете. Поэтому в начале августа сорок второго года «единичку» передадут в РККА, и станет она костяком 46ой стрелковой дивизии, что пройдет всю Прибалтику, от Черной речки до самого Данцига. Только пограничников до него дойдет меньше сотни.

Так что пусть они лучше здесь, в цитадели, службу несут. Тут тоже на нашу долю войны хватит. Среди моряков нашелся акустик с «морского охотника». Слух у парня — исключительный. Доложил он, что в городе три устойчивых очага сопротивления, и группы по нему хаотично перемещаются. А в порту кто-то осторожно работает на причале. Вот как. Учтем.

Собрались на совещание. У нас в гарнизоне быстро установилась казацкая вольница — на каждом шагу не козыряли, перед старшими не тянулись, морячки чистыми анархистами стали, как в гражданскую войну. Вот мы у них на жилой барже и собрались. И весь гарнизон, кроме караула, туда же явился.

— Больше немцы на баржу к берегу подвести не дадут, это понятно. Расстреляют на подходе, или у берега накроют. План такой. Один буксир высаживает нас. Время — за час до рассвета. Мы на берегу уцелевших бойцов собираем, и даем сигнал — запускаем сигнальные ракеты. Две зеленых — ждем на пристани, две желтых — у ремонтного эллинга. Вы нас забираете. Все легко и просто. Буксир без баржи — мишень сложная, верткая и небольшая. Справитесь, братцы?

— Легко! Они к черту в зубы собрались, и все им пустяк! — возмутилась Екатерина, и вцепилась в своего Меркулова.

— Спокойно, мы с Пашей Астаховым пойдем, и от него ни на шаг. Так что, на берегу нам ничего не страшно, — успокаиваю я девушку.

— Товарищ капитан, вот вы шутите, а у меня с кителя все пуговицы на два раза срезали — на счастье воруют, — пожаловался комендант цитадели Астахов. — А ведь все комсомольцы и пограничники.

— Паша, так раздай им каждому по пуговице, даже коммунистам! Тебе что, трудно или трех сотен пуговиц со склада жалко? Ведь так просто сделать человека счастливым — просто дай ему!

— Если каждому давать, то сломается кровать, — пошутила специфически младший лейтенант Маслова.

Взглянули мы с Капканом на нее кротко, и замолкла она. Тоже мне, артистка разговорного жанра. Тут две сотни мужиков на шесть женщин, моя подружка Дарья где-то на берегу с нашими разведчиками петли выписывает. Тут такие коллизии могут возникнуть, Шекспиру и не снилось.

— Парни, — говорю, — у меня простая голова, а не дом советов. Напомните мне, надо сюда на зиму девушек завезти, а то из-за этих трех здесь своя война начнется.

— Я напомню, — обещает Ирочка. — Нам ведь тоже здесь зимовать, правильно понимаю?

Подтверждаю — здесь.

— И раз с Астаховым так безопасно, мы лучше с вами пойдем, а то тут от одних взглядов забеременеешь, — говорит Катенька.

Ну, от взглядов, это вряд ли, но эксцессы возможны, полковник в госпитале, крепость большая, люди немного озверели, тут всего можно ожидать.

— Ладно, с нами так с нами. В цитадели лучше не шуметь, но у нас есть своя баржа и время почти до рассвета…

Астахов на борт подниматься не стал, постучал в борт булыжником. Первым делом мы пошли в ленинскую комнату — вооружаться. Туда же нам и чай принесли.

Мы в прямое столкновение с противником лезть не собирались, но на войне, как на войне. Я свою шестерку вооружил однотипно. Винтовка со снайперским прицелом, и пистолет «Маузер» с обоймой под двенадцать патронов. Их много в кладовке конфискованного оружия лежало. «Комкору от Троцкого», «комбригу от Склянского», доказательства знакомства. Нет, их было за что убить, сам бы всех убил, не моргнув глазом, но причину-то можно было придумать лучше?

Но их всех убивали просто за то, что знали они товарища Троцкого. Да и хрен на них, они сами эту власть создавали. А маузеры нам достались.

— Это для ближнего боя, — говорю.

Взял Капкана в пару, показал, как надо в комнаты входить, держа все под прицелом и прикрывая напарника. Зря, что ли, пришлось столько детективов увидеть? Показал перекат, стрельбу в качении. Объяснил, а парни сразу освоили на практике качание «маятника». Гранаты, ножи, девчонкам по браунингу маленькому для рукопашной. И пошли на буксир. Морячки на обоих суденышках движки прогревали.

— Один нагло в порт пойдет, а вас малым ходом на старый причал высадим. А за шумом от него мы незаметно пройдем.

Молодцы, соображают. Инициативные бойцы, прирожденные убийцы. Астахов всем по пуговице лично вручил. Вот и шути здесь, где никто тебя не понимает.

Первый буксир рванул на полном ходу, выписывая кренделя и вензеля, ревя мотором. В городе стрельба стихла. Все прикидывали — что же происходит?

Наш кораблик на волне, под флажком на шесте, мы играем с темнотой, чуя смерть в глубине. Не спеши умирать, успевай убивать, может быть, кто-нибудь возвратится назад, чтоб узреть в небесах крыльев огненный взмах, то пришедший гонец в золотых облаках. Ангел смерти плывет…

Видно, у меня опять внутренний монолог вырвался. Даже ко всему привычный Капкан на меня странно смотрит, а уж про остальных и говорить нечего.