Станислав Лабунский - Зима стальных метелей

— Давайте я вам спою старую итальянскую песню, — предлагаю. — Под небом голубым есть город золотой…

А тут уже и берег, Нева не Нил, меньше будет. Нас выгрузилось восемь человек, взяли в прикрытие одного снайпера-профессионала. Пограничники все хорошо стреляли, но этот даже на их фоне выделялся. В это время совсем светло стало, и в дымке утреннего тумана, мы тихими призраками втянулись в недавно наш Город-Ключ, Шлиссельбург. Потеряли ключик, педерасты гнойные нам здесь укрепиться не дали. Вот и крадемся, даже самому противно.

— Всем стоять, — говорю. — В укрытие.

Выхожу на перекресток.

— Эй, отзовись, кто живой! Это я, Синицын!

— Докажи!

Со второго этажа справа. Я личность легендарная.

— Мне без Дарьи одиноко, в баню сходить не с кем, где она? — спрашиваю.

— Точно, Синицын. Она с разведчиками особой группы пошли орудия захватывать. Говорили, что немцы в парке батарею поставили.

Перестали мы прятаться, идем, всех по пути собираем. Астахова с десятком раненых и нашими девушками к ремонтному эллингу направили, мы тоже туда выходить будем. Нас уже человек семьдесят собралось, снайпер изредка стреляет, а так пока тихо. И в это время вдали мотор завыл. Нет у немцев здесь танков. Последние машины блокируют Невский пятачок, прикрывают саперов, те плацдарм минными полями ограждают, чтобы части фронта его расширить не могли.

Следовательно? Правильно, тягач типа «Комсомолец», советские пушки — самые лучшие пушки в мире, вес в тоннах измеряется, тут лошадки не помогут. Поэтому к трофейной пушке должен прилагаться такой же трофейный тягач. Нам туда. Двумя цепями мы двинулись к старому парку. Не Петергоф, но тоже ничего. А потом мы увидели тела на уже наполовину облетевших деревьях, и война неожиданно стала очень личным делом. Снайпера открыли беглый огонь, выбивая часовых и пулеметчиков, а мы перешли на бег. Первому артиллеристу я просто выстрелил из «Маузера» в живот, второй успел схватить карабин с примкнутым штыком, меня что-то страх обуял, что попадет он, и умрет герой обороны Ленинграда капитан Синицын, не успев сказать красивой фразы, а ведь она есть у меня, клянусь. Всю обойму сжег, стреляя на ходу, попасть не попал, но напугал его здорово. Кто-то из наших подскочил, и сбил его с ног ударом приклада в спину. Ну и ладно. Все это говно — рыцарство и благородство, заканчиваются с первым же выстрелом. Здесь не до них. Человек тридцать пленных согнали в кучку, посадили на корточки.

Парни тела наших разведчиков с деревьев сняли. Просто перерезали веревки, и те упали на землю. Мертвым не больно…

Непонятно мне было, как разведка исхитрилась так глупо влипнуть. И ведь ни у кого не спросишь. Посмотрел на трупы — никого живьем не взяли, уже мертвых вешали, для декорации. Ладно. Глянул на пленных.

— Это есть не мы, это есть команда СД, — сразу заговорил один из артиллеристов. — Тело девушки они забрали с собой, к ним приедет для изучения специалист из отдела расового департамента….

Да, у нас комиссары, партийные чиновники, советская власть, НКВД, суды и трибуналы, а у них еще и департамент по чистоте арийской расы. Тоже синекура. Как и мой трибунал. Кстати, где мне должны продуктовые карточки выдавать? Вот на таких незаметных мелочах люди и прокалываются. Надо будет со старичками в штабе поговорить, может быть и подскажут невзначай.

— Где они? — спрашиваю.

Получаю точный ответ, команда СД в составе взвода заняла отдельно стоящий двухэтажный особняк недалеко от рынка.

— Снайпера, занимайте позиции у базы спецкоманды. А ты помогай гаубицу привести в походное положение, и прицепить к тягачу. Повоюем, братья-смертники?

Не стали со мной спорить люди.

Вытащили мы орудие на прямую наводку. Открываю замок, смотрю прямо в ствол и кручу ручки наведения. У гаубицы траектория навесная, не настильная, только на дистанции шестьсот метров все эти тонкости никакого значения не имеют. Навел по центру первого этажа, Олег мне снаряд с зарядом установил, я ему наушники подал, сам тоже нацепил, выстрел. Сбило меня с ног толчком от отдачи, поэтому попадания не увидел. Только результат. Домика не стало, одна боковая левая стена осталась. Прощай, Дашенька.

А снайпера опять на беглый огонь перешли. Немцы поняли, что против гаубичных снарядов у них нет шансов, и начали отходить за площадь. Ее нам под пулеметным огнем не перейти. Пленных немцев без излишних жестокостей из трех пулеметов расстреляли. Половина из них умерла, даже не поняв, что их убивают. А куда нам их? У нас лишних людей даже на охрану нет.

— Пройдитесь по городу, оглядитесь. Морячки, снайпера, занимайте позиции, остальные — на охоту. Вперед, спецназ.

И сажусь дух перевести.

— Капкан, найди катер или лодку с мотором, и давай в цитадель. Пусть баржу тянут, надо гаубицы забирать, снаряды и другие трофеи. Бате и Снегиреву все доложи, пусть они решение принимают, я что-то неадекватен. Езжай, — говорю. — Езжай, тут без тебя нянек много, вытрут мне сопли, да и нет их у меня.

Накапал он мне из фляжки грамм сто двадцать коньяка, сижу, прихлебываю мелкими глоточками, словно чай. Кивнул Олег довольно и пошел в порт — лодку искать. Почти сразу Астахов с нашими девицами явился, они по дороге еще пятерых бойцов собрали. Ира сразу стала ко мне приставать.

— Будем в следующий раз тебе документы делать — запишем тебя Марией из Магдалы, — говорю. — Успокойся, это неважно, переспим мы или нет, тебя будем спасать от всего и всех всеми силами и возможностями.

— А все-таки давай при удобном случае, все-таки переспим. Так надежней будет. Ты даже не представляешь, на что способна взрослая женщина….

Вздыхает томно. Ну-ну, не видела ты, Ирочка, сетевых порносайтов….

Моторы гудят ровно, один буксир налегке причаливает, второй баржу тянет. Полковник, два подполковника и три майора на мою голову свалились. Я, правда, одного Снегирева здесь серьезно воспринимаю, остальные у меня идут наравне с бродячими собаками, только они об этом пока не знают.

— Решай, — предлагаю, — Батя, что делает народ джунглей — уходит на север, или принимает бой. Это будет славная охота, но для многих она станет последней.

— А ты, значит, неадекватен, — смотрит на меня полковник.

— Век свободы не видать, — вспоминаю я нашу старую, еще времен боев под Лугой шутку. — Устал что-то, боюсь ошибиться.

— А я ранен, — сообщает полковник.

Киваю молча на майора НКВД Снегирева. Есть у нас крайний, и званием вышел и здоровьем.

Снегирев, кстати, не дурак и не трус. Это уже много значит на войне. Дернул он себя за ухо, типа, включил форсаж.

— А анализ ты сделать можешь? — спрашивает.

— И даже прогноз на неделю, точность процентов девяносто, — говорю скромно. — Значит, так. Если немцы отсюда танки уводят, значит под Вязьмой у нас очередная катастрофа. Здесь у них у них резервов нет. На Дубровке двадцатую дивизию отдельный батальон НКВД потреплет изрядно, не хуже нас под Лугой. Жду тогда я десантников с Крита, самые мобильные немецкие части, их быстрее всего сюда перебросить. И начнет старичок фельдмаршал наличными силами город в реальную блокаду брать. Для этого у него есть два варианта Ладогу захватить. Либо Волховстрой захватить, или еще восточнее ударить — на Тихвин. Или Вологду взять, как давеча Новгород. Вот тогда немцы с финнами создадут реальное кольцо блокады, потому что Ладога просто превратится в большую лужу. И все наши реки крови уйдут в песок. Они и сейчас туда текут, не возит никто по озеру грузы, одни мы своими пятью буксирами баржи таскаем. Ненавижу! Какого хрена мы тут делаем? Батя, дай команду, мы Смольный и штаб фронта за час перестреляем, по Неве в глухую оборону встанем. Если в атаки не ходить, здесь и людей почти не надо, десяток дивизий оставить, а остальных вывезти — и войска, и население. Время еще есть — весь октябрь. А?! Товарищ полковник?