Владимир Поселягин - Командир

— Что там Вяткин? Архипов, проверь машину, что с ней. — Я подошел к заднему борту машины, где молча стояли злые бойцы. Мне это резко не понравилось.

— Что за смотрины? Двое в охранение, живо! Остальным отойти от машины! — Подойдя к борту, я взялся за тент, чтобы откинуть его, но он сам отлетел в сторону. В кузове стоял Вяткин. Лицо его было каким-то мертвым, застывшим. Сзади протопал к кабине Архипов.

— Что? — спросил я.

Вяткин, скрипнув зубами, молча мотнул головой в глубь кузова.

Я забрался в кузов. То, что увидел, мне, как и бойцам, очень не понравилось. Теперь было понятно, почему водитель с пассажиром не сдались. За такое убивают о-о-очень медленно. На дне кузова лежали две девочки, можно сказать девушки, лет по четырнадцать-пятнадцать. Мертвые девушки. Рассматривая их, лежащих голышом рядом друг с другом, я видел, что это не мои пули поразили их. Я стрелял поверх борта по телам встающих солдат и задеть их не мог. Кроме двух убитых мной немцев, в кузове был третий — солдат. Почему он решил ножом убрать свидетельниц, не знаю, но он это сделал. Глянув на фарш мяса, оставшийся от третьего солдата, повернулся к бойцам и спросил:

— Почему не взяли его живым?

Но бойцы только угрюмо посмотрели на меня. Тяжелое молчание прервал Вяткин:

— Это план «Ост»?

Ничего не ответив, я кивнул. Сказать было нечего. Бойцы теперь еще злее станут.

— Товарищ капитан. Машина в порядке. Целая она, — отвлек меня от размышлений Архипов. Девушек вместе с умершим от ран бойцом мы похоронили рядом со стоянкой раненых. А немцев повесили на деревьях с кусками материи на груди и надписью на немецком: «Так будет с каждым, кто покусится на честь наших женщин».

Захваченную машину вести пришлось мне. В лагерь стоянки мехгруппы мы въехали в сгущающейся темноте.

Тихий вопрос старшины Егорова вернул меня в реальность от воспоминаний о двух дневных гонках. Я переспросил:

— Что, старшина?

— Я говорю, товарищ капитан, что прокормить такое количество бойцов одной кухней очень трудно. Нужна еще одна. Да и продовольствия, что мы взяли на складе МТС, хватит только на неделю.

— Будет тебе кухня. Будет, — отмахнулся я от Егорова.

Вернув тарелку с ложкой Светиковой, неторопливо начал обходить лагерь. Да, лагерь напоминает побоище. Везде разбросаны тела, кажущиеся издалека погибшими в бою. И только легкий храп подтверждает, что это все-таки армейский лагерь на отдыхе.

Из-за громады КВ вышел зевающий Никаненков. Велев дежурному, вернувшемуся с обхода постов, объявлять подъем и собрать командиров у моего танка, я махнул рукой Никаненкову, и мы пошли к небольшой речушке шириной метров восемь, но удивительно глубокой. Раздевшись, с разбегу кинулись в воду. Неторопливо плывя на одном месте против течения, мы молчали. Я вспомнил те сумасшедшие часы, последовавшие за моим приездом на место стоянки мехгруппы. Ночью вся группа снялась с места и двинулась навстречу колонне бывших пленных бойцов. Была еще одна причина срочно уходить. Младший лейтенант, освобожденный на базе МТС, исчез за два часа до моего приезда. Как доложил Соколов, двух бойцов, приставленных к нему, они нашли спустя пятнадцать минут после того, как их последний раз видели вместе. Со слов приведенных в сознание бойцов, они ничего не помнили. Все делали, как их инструктировал лейтенант Соколов, не приближались более чем на пять метров к нему. Один из бойцов запомнил только, что младший лейтенант, идущий впереди, вдруг исчез, после чего заметил смазанную тень справа, потом все померкло. Второй боец не помнил и этого. Жаль я не успел посмотреть на этого лейтенанта. Очень жаль.

Встретились мы с группой Никаненкова примерно через два часа. Васильков, хорошо знавший, что немцы без особой причины ночью не ездят, в трофейной форме вышел на дорогу, когда услышал гул двигателей и лязг гусениц. Остальные попрятались на всякий случай. Потом бойцов начали сажать на машины.

На всех места, понятное дело, не хватило. Поэтому их сажали на бочки с горючим, на танки, на самоходки — даже на кухню, прицепленную к «Опелю», и то пару человек посадили. Мест не хватало просто дико. Даже у меня в «тридцатьчетверке» сидела пара бойцов. Телеги, освободив от лошадей, тросами привязали к машинам, добавив еще посадочных мест. Так что, как ни странно, на семнадцать грузовых машин и тринадцать танков с самоходками мы смогли усадить ВСЕХ. Даже на бензовозы верхом уселось около двадцати человек. Но при движении несколько красноармейцев из бывших пленных заснули на броне танков и скатились под гусеницы и колеса следующей техники. Ночью водители не всегда успевали среагировать. Поэтому и случилось несколько трагедий.

На берегу, в сопровождении командиров, стали группками появляться полусонные бойцы. Закончив купаться, мы вышли на берег, вытерлись взятой из танка материей, используемой вместо полотенца, и, отойдя от прибывающих к речке бойцов, разлеглись на берегу. Наблюдая за купающимися, я сказал Александру:

— Надо разбить бойцов по подразделениям. Все-таки плохо, что оружия на всех не хватает. Мы можем вооружить только сотню бойцов.

— Да, оружия мало. Я интересовался у Егорова. У него только полсотни единиц наберется. Да и то только немецкое оружие. Плюс еще оружие убитых конвоиров. Как раз сотня наберется. — Никаненков потянулся и со стоном сказал: — Черт, не выспался совсем.

— Много дел на сегодня. Не отдохнешь. Ладно, хватит прохлаждаться. Нужно собирать штаб. Устроим мозговой штурм.

— Все-таки решил освобождать этот концентрационный лагерь? Хотя да, я с тобой согласен, там же почти десять тысяч пленных. По словам бежавшего бойца, их фактически не кормят. Смертность более сотни человек в сутки.

Я посмотрел на Никаненкова. Он не дрейфил, это было видно. Он действительно переживал, что мы с ними будем делать.

— А тебя, Саш, куда вели? — Он замолчал. Находиться на месте тех бойцов в лагере ему не хотелось. Наш разговор прервал появившийся дежурный:

— Товарищ капитан, командиры собраны!

Встав и потянувшись, я отпустил дежурного. Одеваясь, сказал Сашке:

— Пойдем. Сегодня будет тяжелый день.

Я стоял и смотрел на уезжающую автоколонну. Взвод Садкова, следовавший в головном дозоре, скрылся из виду уже минут десять назад. Взвод Серова шел в арьергарде. Как раз замыкающий Т-26 скрылся в глубине леса. Достав из кармана комбинезона платок, я промокнул мокрые от пота лицо и шею. Рядом послышались шаги. Обернувшись, увидел подходящего Соколова, на ходу вытирающего испачканные в грязи руки. Посмотрев в сторону ушедшей колонны, он перевел взгляд на меня и произнес:

— Пора, товарищ капитан.

Ему, как и Никаненкову, пришлось рассказать о «моем задании» в рядах немецкой разведки. До проверки они не должны были называть меня старшим лейтенантом госбезопасности или товарищем майором. Они так и делали, продолжая величать меня капитаном. Вспомнилась Беляева. Как она плакала, прощаясь у грузовика. Вздохнув, я повернулся и направился к своей «тридцатьчетверке», слушая на ходу доклад Соколова о разведке предстоящего движения.