Владимир Поселягин - Командир

— Гранаты, всем открыть рот!

С громким звоном на танке разорвалось несколько гранат. Нас спасло то, что крышку люка я закрывал не на замок, а на кожаный ремень. Я еще в свое время часто читал, что бывало, погибали танкисты от обычной гранаты, разорвавшейся на броне танка, от кинетического удара. Поэтому и подстраховался с ремнем. Развернув башню, длинной очередью прошелся по ближайшей ржи. Где скрывались немцы, рассмотреть так и не смог, слишком высокая выросла рожь. Пытаясь вытряхнуть звон из ушей, приказал двигаться дальше. Пока объезжали холм, выкинули все гильзы от использованных зарядов через нижний аварийный выход.

— Сержант, что там с раненым?

Радист сразу ответил:

— В плечо, товарищ капитан, сквозное. Я перевязал, но нужен врач.

— Кто он, я не рассмотрел?

— Заряжающий, красноармеец Осокин.

— Ясно. Всем внимание, выезжаем на открытое пространство. Странно, что нам навстречу никто не попался. Должны же были послать дополнительные силы в обход холма… К бою!

Перевалив еще через одну дорогу, на этот раз пустую, мы выехали на другую сторону холма. Там действительно стояли три танка, направив стволы пушек вверх. Очень похоже на то, как только что действовал я. На мое счастье это были T-II, к тому же стоящие ко мне боком. Со своими двадцатимиллиметровыми пушечками они были мне не страшны. Видимо, немецкий командир не рискнул послать их в бой под наши снаряды.

— Стоп! — приказал я и стал быстро наводить прицел на крайний танк.

Только после того, как он загорелся, остальные меня заметили. Но было поздно, мои снаряды легко дырявили их слабую бортовую броню. Оставив слева три железных костра, я на полной скорости рванул в сторону села. Соваться к тем батальонам, что охраняли уничтоженные лагеря, было опасно, мигом сожгут. А вот штаб и их машины, находящиеся в селе, были для меня лакомым кусочком. Я не сомневался, что их охраняют так же жестко, как и те лагеря, но атаковать село по дороге я и не собирался.

Двигаясь прямо к постройкам, увидел, как тройка бомбардировщиков что-то бомбила примерно там, где находилась батарея Суслова. После того как они отбомбились, в том районе к небу потянулся черный дым, какой бывает от сожженной техники. Похожих дымов в том районе было довольно много. Это показывало, что ребята работали хорошо, но все поднимающиеся дымы были заметно в стороне. Надеюсь, парни успели покинуть машины.

Продолжая следить за обстановкой по сторонам и по ходу движения танка, увидел у приближавшегося села батарею мелкокалиберных зенитных пушек, находящихся в полукилометре от нас. Расчеты зениток уже навели стволы на нас и терпеливо ждали, когда мы приблизимся, чтобы ударить наверняка.

— Стой! — заорал я, быстро поворачивая башню в ту сторону.

— Истомин, осколочный!

— Товарищ капитан, в стволе бронебойный!

— Ах ты, черт! — крикнул я, нажимая на педаль пуска.

Болванка безрезультативно зарылась в землю между двух пушек, осыпав расчеты землей. Истомин забил осколочный снаряд. Его я послал под звонкие оглушающие удары по броне, расчеты все-таки открыли огонь. Судя по всему, били разрывными, не бронебойными. Снаряд разорвался примерно там же, где и первый, только результат был другой. Обе пушки замолчали, послав еще три осколочных снаряда, полностью подавили батарею. Просветление сверху показалось мне подозрительным; подняв голову, увидел исковерканную командирскую башенку. Теперь через нее машину было не покинуть. Люк заклинило. Не знаю, как теперь «тридцатьчетверка» выглядит со стороны, но, похоже, мы отделались легко.

— Давай вперед, на полном газу! — приказал старшине.

— Истомин, боезапас?

Заряжающий поднял голову и ответил:

— Семнадцать бронебойных, четыре осколочных и три диска для пулемета, товарищ капитан.

— Понятно. Пока не заряжай ничего. Там видно будет.

— Товарищ капитан, куда дальше? Тут огороды начались, — влез в разговор старшина.

— Давай я показывать буду. — Высунув голову в полуповрежденную башенку, стал смотреть в исковерканные смотровые щели. — Давай левее, через огород той хаты.

«Тридцатьчетверка», ревя и пугая живность, промчалась по огороду, давя картошку, и выскочила во двор. Снеся ворота и задев столб, вылетела на улицу, заставленную машинами и другой техникой.

— Давай, старшина, действуй! — приказал я.

Дав полный газ, Суриков налетел на ближайший грузовик с кунгом, полностью утыканный антеннами. Со скрежетом грузовик исчез под танком. Я почти не участвовал в дальнейшем, только внимательно наблюдал за обстановкой вокруг, пока старшина развлекался. Проскочив до конца улицы, мы развернулись и, набирая скорость, помчались обратно, тараня технику с другой стороны улицы. Увидев подбегавших слева двух солдат со связками гранат в руках, я немного довернул башню и короткой очередью успел срезать одного. Второй пытался убежать, но получив в спину вторую очередь, свалился в пыль. Разрывы гранат, оставшихся у первого убитого солдата в руках, я уже не видел. По моим расчетам, мы уничтожили уже более тридцати автомашин и мотоциклов. Село было довольно большое, встречались даже трехэтажные здания. И вот когда мы опять вылетели на площадь, на одной из машин у нас лопнула гусеница. Множество таранов не прошло даром. Размотав ее до конца и крутанувшись вокруг оси на голых катках, старшина заглушил двигатель и громко сказал:

— Все! Приехали!

В ответ я быстро приказал:

— Суриков, Молчунов, покинуть танк с личным оружием. Ребята, попробуйте захватить целую машину, мы с Истоминым вас прикроем, пока немцы не пришли в себя.

Старшина с радистом со всей возможной скоростью покинули танк через нижний аварийный люк. И броском, под свист пуль, преодолели расстояние до штабного бронетранспортера, стоявшего недалеко.

— Бронебойный! — крикнул я Истомину. И, наведя на появившийся из-за крайнего дома бронетранспортер с зенитным пулеметом, выстрелил.

— Осколочные! Все! Подряд! — От стрельбы мы были оглохшие, поэтому приходилось кричать, чтобы быть услышанным.

Посылая снаряд за снарядом в уцелевшие штабные машины, я вызвал пожар на одной из них. После чего, развернув башню, открыл огонь из пулемета по мелькавшим между техникой солдатам противника. Вдруг один из грузовиков с натянутым на кузов тентом отлетел в сторону, и предо мной оказался немецкий танк со своей короткой пушкой.

— Бронебойный! — тут же заорал я, чуть повернув башню, благо она была повернута в нужную сторону.

Мой выстрел был первый, немец не успел довернуть пушку в нашу сторону, что и решило исход схватки. От удара болванки почти в упор башня «тройки» сползла на корму, а потом свалилась на землю. Продолжая поливать немецкую пехоту из пулемета, я приказал Истомину готовиться к эвакуации из машины, вместе с раненым.