Андрей Плеханов - 24 Франкенштейн 1. Мёртвая армия

...Виктору вдруг показалось, что к нему идет Сауле. Он протер глаза, но видение не исчезло. По тропинке, уверенно шагая по заледеневшему асфальту, к нему шагала тонкая девичья фигурка в зеленом комбинезоне — таком же, что всегда был на Сауле. Ультрамодный для конца семидесятых годов комбез, высокие шнурованные ботинки на толстой ребристой платформе... На Сауле в те времена оглядывались все на улице, и Вик до сих пор не мог понять, почему такая потрясная девчонка выбрала именно его, долговязого нескладного охламона. Девушка приближалась, и шаг за шагом Вик убеждался, что это именно она, Сауле, изменившаяся за восемь лет — и все же выглядящая не на двадцать четыре года, сколько ей сейчас было, а лет на девятнадцать. Тонкая талия, короткая стрижка, открывающая слегка оттопыренные уши, красные от холода, рыжеватая челка, косо падающая на лоб, короткий нос и огромные голубые глаза. Глаза цвета летнего неба.

— Привет, Вигго, — сказала она. — Как дела?

Никто, кроме нее, не называл его этим скандинавским именем. Она сама стала называть его так, хотя он не говорил ей, что его отец родом из Норвегии.

— Сауле... — потрясенно пробормотал Вик. — Солнышко , что ты здесь делаешь?

— Пришла повидать тебя, — заявила она. — Соскучилась.

— Откуда ты знаешь, что я приехал домой?

— Глупый вопрос. — Сауле усмехнулась. — Я всегда знаю то, что мне должно знать. Я думала, ты спросишь, куда я пропала.

— Да, кстати, куда ты пропала? — эхом отозвался Виктор. — Я чуть с ума тогда не сошел...

— Уехала в далекую страну, — сказала она. — Извини, что не попрощалась.

— Куда ты уехала?

— Предположим, в Аргентину. Или в Монголию. Или в Австралию... В общем, не важно.

— Не важно... — Виктор покачал головой. — Конечно, это не важно! Что вообще для тебя важно, Сауле? Ты всегда была не от мира сего. Ты инопланетянка?

— Нет, я человек. — Сауле улыбнулась, блеснув идеально ровными зубами. — Такой же, как ты. Правда, с несколько иным жизненным опытом. Я много путешествую. Ты мне веришь?

— Верю. Почему бы нет? — Виктор пожал плечами. — Стало быть, теперь ты иностранка?

— Не иностранка. Лучше зови меня космополиткой.

— И что, тебе так легко дают право на выезд? Австралия... это ж надо, чего придумала!

— Какой ты дремучий... — Девушка вздохнула.

— И тупой.

— Извини, — пробормотала Сауле, — Ты не тупой. Ты умничка, Вигго. Именно поэтому мы подружились с тобой тогда, много лет назад. И поэтому я появилась снова. Я хочу сказать тебе кое-что.

— Я весь внимание.

— Не сейчас, подожди немного. — Сауле взяла его за руку и потащила в глубь парка. — Помнишь, как мы целовались там? — Она показала на скульптуру — высокий черный четырехгранник с бледными масками на вершине.

Конечно, Виктор помнил.

Помнил до мелочей. Как с трудом отрывался от губ, чтобы быстрыми, нежными поцелуями дотронуться до ее закрытых глаз, до бровей и лба. Помнил аромат ее волос и кожи. Солнечный лучик, танцующий в ее рыжих волосах...

— Подожди... Дай сначала мне сказать.

Сауле лукаво улыбнулась.

— По твоему виду могу предположить — что-нибудь весьма романтическое, да?

Виктор покачал головой:

— Скорее наоборот.

— Не томи и не пугай меня. Говори!

Голос Сауле прозвучал чуть жестче, чем ожидал Виктор. «Действительно, иной жизненный опыт», — подумал он, вспомнив ее слова о путешествиях.

— В общем, — сказал он с напускной безразличностью, — я тоже решил путешествовать.

— Вот как? — Несмотря на вопрос, тон Сауле не был удивленным. — И куда?

— В Афганистан. Военным врачом.

Сауле выпустила из своей руки руку Виктора и странно взглянула на него.

— Зачем? Ты у нас искатель приключений, обожаешь танцевать танго со смертью? Или совесть призывает почетно погибнуть и стать Героем Советского Союза?

— Я все объясню. Подожди.

— Не буду я ждать! — Сауле подняла руку. — Так или иначе, ты едешь в Афган. И там тебя могут убить.

— Если богом начертано мне сгинуть, пусть так и произойдет.

— Ты же не веришь в бога!

— Верю, — заявил Виктор. — Ну, может, я не хожу в костел, как мой братец...

— Атеист ты, атеист! — уверенно произнесла Сауле. — Но я расшибу твой нигилизм, заставлю тебя уверовать хоть во что-то. Потому что человек без веры — лишь тень на рисовой бумаге.

— Сауле, ты говоришь странно.

— Потому что ты многого не знаешь. — Сауле устало качнула головой. — Ты сам творишь свою судьбу, не вполне представляя, что из этого произойдет, как ты себя поведешь и каков будет конечный результат. Но все предначертано заранее. Тебя используют, как шахматную фигурку.

— Я тоже хочу тебя использовать, — прямолинейно заявил Вик, перебивая непонятные ему речи.

— Хочешь меня поцеловать? Закрыть мне рот?

— И это ты знаешь! — возмутился Виктор. — Уже не хочу. Давай разбежимся!

— Перестань, Вигго! — Сауле схватила его за руку.

Она провела холодными пальцами по его щеке.

— Какой ты стал большой, сильный, красивый...

— Стал, — шепнул Вик. — Давай без лишних глупых слов, Сауле...

Он всегда слыл ловеласом. Девушки давались ему без малейших трудов, за времена студенчества и последующей Карелии их было столько, что он не мог вспомнить всех, бывших с ним, при всем желании. Но Сауле всегда стояла отдельно — самая первая, самая необычная. Самая любимая, что там скрывать. Такая, что он не смог полюбить после нее никого. Если он, в очередной раз пресыщенный постельными баталиями, не мог завершить дело, то вспоминал Сауле, и сразу все получалось.

— Я хочу тебя поцеловать, — шепнула она в ухо. — Хочу.

— Только поцеловать?

— Не только. Но давай начнем хоть с чего-нибудь...

Она повлекла его в тень «Масок» — туда, где они тискались и умирали от возбуждения восемь лет назад. Когда Сауле дотронулась губами до его губ, статуя оплыла как свеча, поплыл весь мир и Виктор едва не упал, уцепившись за Сауле, повиснув на ней немалым своим весом. Она действовала на него как наркотик. Сауле удержала его без особого труда и ответила так горячо и призывно, что сознание Вика выстрелило пробкой из темечка и улетело в небо...

Вик очнулся в чужой постели, в незнакомой комнате, в ледяном одиночестве. Толстое пуховое одеяло лежало на полу, а Виктор скукожился на краю огромной старинной кровати, голый и синий, покрытый пупырышками, как курица в гастрономе, — температура вокруг вряд ли была выше пятнадцати градусов. Он спешно огляделся — вторая подушка рядом была примята и еще хранила тепло, простыни скомканы. Похоже, он провел бурную ночь. Одежка Вика была разбросана по полу.

— Солнышко, ты где? — крикнул он, натягивая на себя одежду и стуча зубами от холода.