Робин Грейди - Бесстрашная

– Неправда! – Его рев эхом прокатился по пустынной спальне, но решимость во взгляде Алекса померкла, когда он отвел глаза. – Это было до того, как я узнал тебя.

Либби окаменела. Почему она почувствовала разочарование? Она ведь об этом знала. И тогда. И сейчас. Она была лишь средством достижения цели для Алекса, игрушкой в его манипуляциях.

Когда он глухо откинулся обратно на кровать, Либби поняла – у нее нет больше ни сил, ни желания бороться. Все, что осталось, – это глухая боль и приятие неизбежного. Она поднялась и не оглядываясь вышла из спальни, спустилась по лестнице и прошла на улицу в последний раз.

Она поняла, почему Алекс чувствовал себя счастливее, настроив защитных барьеров. Она тоже так поступала. Это защищает от боли. Но как бы ни старался Алекс делать вид, что он цельный, гармоничный человек, она наконец осознала горькую правду: ему сейчас больнее, чем когда-либо было ей.

– Конечно, где еще ты можешь быть. На какой машине собираешься покататься?

Услышав голос Эли, Алекс бросил третий дротик и повернулся к другу, входящему во двор перед гаражом в Роуз Бэй. После эмоциональных американских горок, на которых они катались с Либби все утро, мужская компания, в которой все просто и понятно, ему не помешает.

– Я не хочу садиться за руль. – Алекс протянул дротики другу. – Побросаем?

– По-моему, мне пора купить слуховой аппарат. Ты сказал, что не хочешь садиться за руль? Плечо болит? Мне казалось, ты достаточно восстановился.

Алекс повел плечами, подсказывая Эли, что дело было в другом.

– Ты когда-нибудь позволял женщине завладеть тобой? – наконец спросил он.

– Завладеть?

– Ну, знаешь, наполнить все твои мысли. Проникнуть в кровь. Она преследует меня, Эли. И говорю тебе: «С меня хватит». Я хочу, чтобы она исчезла из моей… головы.

Эли присел на стул:

– Хочешь сказать, из твоего сердца?

– Не смей говорить о том, о чем, как я догадываюсь, ты собираешься заговорить.

– Впервые за три года я слышу волнение в твоем голосе.

Алекс простонал и, сжав в руке дротики, встал за линию:

– Это все из-за нее.

– Ты – упрямый сноб, знаешь об этом?

– Одни комплименты сегодня. – Он бросил один дротик, другой… – Прошу прощения. Я не в лучшей форме сегодня.

– Это происходит уже давно, Алекс.

– Надеюсь, ты не затеваешь сеанс психоанализа, Фрейд?

– Что именно в Либби тебя пугает?

Алекс снова собрал дротики.

– Я просто знаю, на что способен.

Или думал, что знает. Либби сказала, что пытается защитить их обоих, и она чертовски права. Ему нравится быть с ней, и он не может себе представить, что отношения с другой женщиной принесут ему такое же удовольствие. Но он не может притворяться, что готов дать ей большее, и Либби это знает.

– Если спрашиваешь меня, – сказал Эли, – а ты меня спросил, стоит посмотреть на ваши отношения в перспективе.

– Все уже закончилось. Она ждет от меня того, чего я дать не могу.

– Ответственности. Возможно, брака.

Если Либби хочет именно этого, значит, готова забыть словно по мановению волшебной палочки прощальную записку и захлопнувшуюся перед носом дверь?

– Я знаю ее всего несколько недель.

– И, несмотря на это, она рисковала своей репутацией, соглашаясь на предварительное заключение раньше срока.

– Это уже не имеет значения.

После того как он повредил плечо, пытаясь поймать Либби, все перевернулось с ног на голову. Ему пришлось начинать курс физиотерапии заново.

– Ладно. Покататься ты не хочешь. Говорить ты тоже не настроен. Уверен, ты не собираешься сидеть здесь, утирая сопли и мечтая снова встретиться с ней. Ты говорил ей, что понимаешь ее чувства?

– Уверен, я показал ей это, Эли.

– А ты просил у нее прощения? Нам, парням, не просто это сделать.

Алекс уже собирался ответить утвердительно, но вдруг слова вылетели из его головы. Все, что осталось в ней, – это образ Либби, сидящей рядом с ним в болиде, мчащемся по частному треку на Золотом побережье. Внезапно он вновь остро почувствовал то же волнение от понимания того, что никогда и ни с кем не переживал подобных моментов.

Неужели… он… влюбился? Он полюбил Либби Хендерсон на всю оставшуюся жизнь? Брак, семья? Своя собственная семья, которая навсегда позволит избавиться от призраков детства? Она пробудила в нем глубинные чувства и эмоции, которых никто не касался до нее.

Но вдруг перед его глазами возникло другое лицо… Анабель. Годы назад Анабель отчаянно пыталась стать частью его крутой тусовки. И вместо того, чтобы выслушать ее в тот вечер, он выгнал ее с вечеринки, захлопнув за ней дверь, и продолжил веселье. Словно это случилось только вчера, он вспомнил утро следующего дня, когда сначала он пытался убежать от полицейской машины, а потом выслушивал леденящие душу новости о том, что случилось ночью в их доме. Чувство вины за боль и стыд Анабель проникли глубоко в его душу и не давали с тех пор покоя ни на минуту.

У всех есть раны прошлого. Может, уже слишком поздно бередить их?

Алекс закрыл руками лицо и глухо простонал:

– Уже слишком поздно?

– Не думаю, – ответил Эли. – Но поторопись, приятель. Ради вас обоих.

После того как Эли ушел, Алекс отправился в свой офис и взял в руки телефон. Сегодня он не станет отправлять ей письмо по электронной почте. Она должна услышать его голос, когда он будет говорить то, что должен был сказать годы назад.

Внутри Алекса сжался комок страха. За последние недели волна воспоминаний накрыла его с головой, мешая дышать и пытаясь потопить его в своей пучине. И сейчас он хватал ртом воздух. Даже если Анабель не примет его извинения, он должен избавиться от этого груза. Он никогда не хотел сделать сестре больно.

А Либби?

Шесть гудков. Семь.

Наконец:

– Алекс? Это ты?

– Анабель, – выдохнул он. – Как я рад слышать твой голос.

– Ты знаешь, сколько сейчас времени? Что случилось?

Он бросил взгляд на часы и выругался про себя. Он не учел разницу во времени. Может, стоит перезвонить позже?

– У тебя все нормально?

Он прокашлялся, встал и медленно провел рукой по волосам.

– Я должен тебе кое-что сказать. Конечно, нам стоило поговорить при встрече, но я больше не могу ждать. – Он и так потерял слишком много времени. Наконец, взглянув в глаза страху, он признался в том, что носил в себе долгие двадцать лет. – Анабель, я прошу у тебя прощения за то, что не оказался тогда рядом с тобой. За то, что отвернулся от тебя.

На том конце трубки повисла долгая пауза.

– О чем ты, Алекс? – Голос сестры прозвучал робко и неуверенно.

– В ту ночь. – Ночь, о которой никто никогда не упоминал больше. – Я повел себя как настоящий подлец, прогнав тебя с вечеринки, тогда как должен был позаботиться о тебе. И я сожалею… Сожалею, что не защитил тебя позже… Я чувствую свою вину. Я не знал, что сказать. Как сказать это.