Валерий Большаков - Агент

— Едрить твою налево!.. — выдохнул Токмаков. Нахмурившись, он подозрительно глянул на Авинова. — Смотри, однако! Ежели это провокация, тебе не жить — посажу на кол рядом с Кровавой Сонькой!

— Обойдусь без такого соседства, главком, — усмехнулся Кирилл. — Только давайте поживее! Красные, хоть и любят волынить, но могут поспеть с паровозом — и уведут огнестрельные игрушки прежде вас.

— Ишь ты, — буркнул его визави, — раскомандовался тут… Авдеич!

Тот вихрем ворвался, вскидывая обрез.

— Да погоди ты стрелять! — рассердился главком. — Собирай подводы большевицкие, едем к Обходу. Буди Митрофановича, пущай поднимает Кирсановский и Низовой полки!

— Щас! — бросился к дверям Авдеев.

— А Колесникову передашь, [134] Вахмистр Колесников командовал 3-й Конно-подвижной армией. Повстанцы пользовались теми же званиями, что и красноармейцы, — командир роты, командир взвода и т. д., но и чин вахмистра ввели тоже. — крикнул ему вслед Токмаков, — штоб 1-й Богучарский готовил!

— Ага! — донеслось со двора.

— Торопыга… — буркнул главком. Оборотясь к Авинову, он сказал задумчиво: — Да кто ж ты такой есть?

Штабс-капитан улыбнулся.

— Меньше знаешь, — мягко проговорил он, — крепче спишь!

Объявив «поход на Тамбов», Пётр Михайлович и сам не ожидал такого подъёма и воодушевления.

— Намылим верёвки Лениным и Троцким! — орало трудовое крестьянство, потрясая вилами да ружьями. — Перебьём камунию!

И вышло в поход мужицкое войско. Кавалерия скакала без сёдел, пехота топала в лаптях. Погромыхивали по-прежнему пустые подводы, лишь кое-где над тележными бортами высовывались рыла пулемётов.

Авинову Токмаков вернул коня и седло, оставив пока без маузера. Кирилл и тому рад был. Жив — и ладно.

Кто-то голосистый пел заунывно:

Смеркалось. Состав, загнанный в тупик, выделялся горбатыми тенями броневиков, укрытых брезентом. Стояла тишина, изредка перебиваемая раздражённой бранью, — свердловцам хотелось гульнуть, пройтись по Тамбову гоголем, а вместо девок и водки какой-то железнодорожный пустырь!

Было ещё довольно светло, Авинов легко различал черты лиц повстанцев, лежавших рядом в кустах. Ближе всего к нему находился Тулуп — парень довольно лыбился, предвкушая знатную добычу. Словно почувствовав взгляд Кирилла, он обернулся к нему, пошебуршился — и протянул маузер с большой цифрой «9», вырезанной на рукоятке и залитой красной краской. [135] «Маузер К-96», иначе «девятка», рассчитанный на патроны калибра 9 мм.

— На! — шепнул он. — А то совсем без ничего…

Штабс-капитан благодарить не стал, кивнул только.

— Авдеич, — донёсся едва слышный голос Токмакова, — твои заходят с той стороны.

— Ага…

— Только чтоб тишком да тайком.

— Понял, командир.

И тут издали донёсся свисток паровоза. Авинов выругался про себя. Не вовремя-то как!

— Вперёд, вперёд! — заторопился главком.

Повстанцы шустро подались к заветному поезду, обходя его, ныряя под вагонами. Свердловцы, видать, тоже расслышали сигнал — и очень оживились, полезли изо всех щелей, как тараканы.

— Огонь! — прошелестел приказ, и грянули пулемёты, долбя по стенкам вагонов, выбивая короткие звоны из рельсов, сочно, плотоядно чмокая по телам. «Вовремя, однако!»

Глухо затарахтел «максим» с другой стороны состава, и лишь теперь свердловцы, застигнутые врасплох, стали оказывать сопротивление — из окон вагонов пошла бешеная стрельба из винтовок и револьверов. Огонь так и расцветал из дул крестоцветиями порохового пламени, в мгновенных отсветах шатались тени.

— Авдеич, гранатами их! Гранатами!

Авинов заметил двоих матросов, возникших на платформе с грузовиками. «Братишки» принялись сдирать брезент, видать, жаждали дорваться до спаренных пулемётов. Кирилл снял одного. Второй уже нырнул в кузов — тент вспух горбом, заколыхался — и вздрогнул от попадания, опал.

А паровоз был уже совсем рядом, прячась за леском, но выдавая себя дымом из трубы, бившим в небо чёрным султаном. Пыхтящая машина вывернула, сверкнув треугольником прожекторов, горевших довольно тускло. Локомотив то и дело расправлял белые усы пара, шипел, тормозя, — могучие шатуны всё ленивей вращали колёса, — и тут рванули гранаты.

Три вагона первого класса занимали свердловцы, и вот окна купе озарились вспышками разрывов. Грохот прокатился по путям, со звоном вышибались стёкла, с треском ломались перегородки, корёжились стенки. Выплески подсвеченного дыма ударили во все проёмы, взрывная волна вышвыривала раскоряченные тела.

Колёса подоспевшего паровоза мгновенно раскрутились на полный ход, с противным скрежетом пробуксовывая на рельсах, сыпя радиантами искр. Машинисты мигом передумали тормозить — набирая и набирая скорость, паровоз устремился куда подальше из опасных мест.

А бой уже кончался — двое или трое свердловцев ещё отстреливались, ни к селу ни к городу рванула граната, раскидывая штабель шпал, и всё стихло. Завершающим аккордом ударил сухой пистолетный выстрел. Победа!

— Сходни, сходни тащи! — заорал во весь голос Токмаков. — Кастыря, ты у нас водить умеешь?

— Броневик, чай, не пробовал…

— Так пробуй!

Прежняя тишина так и не вернулась, сменившись гомоном возбуждённой толпы, треском и гулом пожара — горело два вагона из трёх. Потом завелись двигатели. Взрёвывая и подвывая, съехали с платформ «фиаты», едва не зарываясь передками в насыпь. Рыча, грузовики вывернули на узкую дорогу, с хрустом ломая подлесок.

— Патроны, патроны сгружай! Не дай бог, сгорят!

— Подводы где?! Терёха, живо сюды!

— Игна-ат! Ты где, бисова душа? От, винтовки тута!

— Грузим, мужики, грузим!

— Порадуем камунию!

— Га-га-га!

Тяжело валясь на трещащих сходнях, спустились «остины». Один едва не опрокинулся, пришлось другому брать его на прицеп и выволакивать. Грузно накренившийся броневик выправился, загрёб колёсами рыхлую землю, выехал.