Дмитрий Полковников - Опытный кролик

«Ух ты», — усмехнулся капитан. Для женитьбы нужны двое, одинокая девушка и озабоченная мать. На охоте нет правил, все средства хороши. Главное, добыть трофей живым.

Ненашев тоже кое-что добавил к столу.

Сливочное масло, печенье, конфеты это из командирского пайка. Пара банок со шпротами и, не поверите, крабами «CHATKA», из недоступного для простых смертных магазина военторга. По легенде длину этикетки рассчитали неправильно и слог «КАМ» навсегда исчез под слоем бумаги, но грозно одетая в панцирь креветка внушительно грозила покупателю огромной клешней. Но расходились они плохо. Мало кому нравилось безвкусное и совсем нежирное белое мясо. Тушенка — наше все.

Банка с консервированной белугой, то астраханский «трофей» из заветного чемодана, круг ошеломительно пахнущей чесноком и салом колбасы и лично проверенная Максимом водка, чтоб не так, как вагоне.

Короче все, что нельзя было достать в обычных магазинах Бреста, как тогда, так и сейчас. Такую еду тут видели последний раз года два назад или на рекламных буклетах.

Прозрачную жидкость, тут же перелили в графин и унесли в подвал, готовясь поставить на стол, когда начнется застолье. Тут жива еще дореволюционная традиция, потреблять сорокаградусный продукт и дома не из бутылки, а непременно из запотевшей стеклянной или хрустальной посуды.

Все настраивало капитана на добрый лад, кабы не нежданный гость.

Старая пани заметила, что стоит завести разговор о капитане-артиллеристе, то щеки у дочери тут же краснеют, а на губах блуждала улыбка. Конечно, как не заявиться по ее просьбе сюда ксендзу, если дело зашло несколько далеко.

Тот сам хотел посмотреть на диковинного советского командира. А Панов лишь вздохнул, опять начнут попробовать поставить на путь истинный или узнать по какой скользкой дороге он идет.

И что сразу заорать «Не мир я вам принес, а меч?».

Да, в ад он идет очень знакомой дорожкой, и не надо мешать.

Когда мужчины после взаимного прощупывания вышли покурить во двор, Панов решил сразу прояснить ситуацию.

— Я вот вас слушаю и буквально чувствую, какая боль легла на ваше сердце, что говорят теперь прихожанки не по-польски и поют чужие песни. Выходят замуж не за тех, кого надо.

— Вы иронизируете? Ваша власть, э-э-э… почти перекрыла нам кислород.

— Значит, готовясь к непримиримой борьбе ваш церковный хор, тренируется в патриотических песнях? А что насчет, — Ненашев замялся, ему всегда тяжело давалось это слово, — катехизация детей и молодежи, где особо подчеркивается и польский патриотизм [402]..

— Господин капитан, хочет сказать, что не поддерживает оккупацию Польши?

— Господин ксендз, мне надо ответить или «да» или «нет»? Без вариантов? Или это проверка, — Панов чуть не сказал «тест», — на проницательность.

— Считайте, что вы ее прошли, — ксендз улыбнулся, собеседник не глуп, если может распознавать ловушки.

— Если прошел, зачем мне вас ненавидеть? Вы любите свою страну, бережно храните ее традиции и язык. Погубить и сломить вас невозможно, можно лишь истребить всех, в том числе детей и женщин. Увы, я не настолько кровожаден.

— Так в чем же дело пан капитан?

— Когда от чешской оккупации освободили «интегральную» часть Польши, город Тешин тут же был должен заговорить по-польски. Долголетняя борьба за права, свободу и справедливость польского народа закончилась внушительным успехом, не правда ли? А то что, закрыли школы чехов, запретили язык так, что и поздороваться нельзя. Какая мелочь. А то, что начали воевать с мертвыми, снеся памятник погибшим в войне с немцами солдатам, вероятно шалость. Так чем вы лучше нас? Но здесь в школах до сих пор говорят по-польски.

Панов поймал себя на мысли, что история наука бесполезная. Никого и ничему не учит. После развала СССР так самоутверждалась не одна нация. Давно испачканные коричневой субстанцией детские штанишки пришлись впору.

Но и любая Империи может смертельно заболеть.

Первая Речь Посполитая, с границами от «можа» до «можа» давно умерла навсегда. Потому, как была там страна, где равноправно, с поправкой на эпоху развитого феодализма жили дружно поляки, русины, литвины, украинцы.

Как-то ладили друг с другом, вместе отбивались от врагов. После разбежались, потому, как сильно занялась одна нация «полонизацией», уча других как надо правильно жить и во что верить.

Ксендз заметно поскучнел. Собеседник неплохо знаком с событиями октября тридцать восьмого года.

Та «победа» стало началом поражения его страны. И Советы вели себя корректно. Пусть и выставили ноту, но договор о ненападении с Польшей не разорвали. Никто бы и не возразил. Отличный повод, одна из высоких договаривающихся сторон напала на третье государство. Этот пункт соглашения сразу делал гербовую бумагу клозетной. В том же году его страна из-за прав поляков выставила ультиматум Литве.

— Попробуйте еще раз, — усмехнулся Максим, — И давайте не будем говорить о боге и безбожии. Считайте меня еретиком, схизматиком, кем угодно, но в небесной канцелярии учтено, куда навсегда исчез собор Александра Невского в Варшаве. Когда его рушили, никто не жаловалась на недостаток патриотизма. Зато теперь там плац имени Адольфа Гитлера [403].

— Но и вы сносите костелы.

Господину ксендзу Панов мог бы предъявить счет за сотни взорванных, разобранных на кирпичи или перестроенных церквей. За оскверненные кладбища русских солдат.

При полонизации в борьбе против «грязного восточного пятна» храмы отнимали и передавали католикам или местным властям. Отъем проходил в рейдерском стиле: костелом вручался иск, после решения суде полиция врывалась внутрь и прикладами выбрасывала всех на улицу.

Так в центре Белостока «организовался» «луна-парк», хорошо хоть не лупанарий. Еще где-то кинотеатр, жилой дом, здание пожарной охраны, склад фуража, дров, угля, конюшня. А какие замечательные клозеты выходили из православных часовен военных городков. Выложенные кафельной плиткой, они маленькие чудеса сантехники.

Но Саша помнил, что происходило на востоке за старой границей, и не позволил себе эмоций.

— Да, а еще стреляем по ним из пушек, — спокойно произнес Панов, вспоминая случай в Пинске, — Это пока наша беда. Но Гитлерштрассе в Москве не будет. Будет тяжело, страшно, самим покажется, что еще чуть-чуть и катастрофа. Переживем, а потом подметем Красную площадь знаменами врага.

— Пан показал себя весьма информированным человеком.

— Не замыкайтесь и не смейтесь. Так будет. Лучше скажите, что ваши прихожане будут чувствовать, если в следующую пятницу или субботу кто-то начнет громить кресты и часовни вдоль дорог. Естественно все факты укажут на большевиков [404].