Владимир Балашов - Ликабет

За неделю пребывания в городе их дела в администрации императора особо не двигались. Видимо послание Августа - желает видеть, не означало, желает видеть сейчас. Но Сотер, не беспокоился. Обычная практика, ничего другого он не ожидал, но однажды вечером попросил поход в город отложить - должны были подойти люди императора. На следующий день, ближе к обеду, на виллу пожаловала компания из пяти человек. Привычные грубоватые, скуластые лица, все одеты в тоги. Это означало что визит как минимум официальный. Все пятеро и Валерий с Сотером прошли в хорошо освещенную, и прогретую двумя жаровнями комнату. Трое пристроились за столом, достали стопки тонких, крашеных дощечек, покрытых воском, и стопку папирусной бумаги. Буховцев уже знал, что дощечки здесь используют как блокноты для записи, а бумагу для более серьезных документов. Один присел в сторонке, а другой, прохаживаясь по комнате, стал задавать Валерию вопросы.

Это был полноценный допрос. Очень качественный допрос. Такому и полковник Полетаев мог бы поучиться. Воспоминания детства и подробности похищения. Жизнь у тавсов и отношение его, Марка Валерия Корвуса к ним. Подробное описание побега, путешествие до Том, от Том до Афин, от Афин до Рима. Обо всем было расспрошено до мелочей. Потом, римлянин внезапно спрашивал о вооружении тавсов и вопросы возвращались к уже спрошенному. Сидевшие за столом брали нужные таблички и сверяли написанное, пытаясь ловить его на мелочах, а пристроившийся в сторонке пожилой, лысый мужик, которого как запомнил Валерий, звали Секст Фуфидий, внимательно смотрел на него немигающим взглядом. Этакое, живое воплощение детектора лжи.

Впрочем, прочитать какие-либо сомнения или неуверенность на лице Буховцева ему вряд ли удалось. Жизнь Корвуса со слов Диогена Валерий знал не плохо, а в дороге частенько возвращался к этому вопросу, проясняя мелочи. Поэтому что-то придумывать или врать ему никакой нужды не было. Если же вопрос попадался незнакомый, он просто пожимал плечами. В конце концов, он не обязан все знать. За время этой экзекуции Буховцев потерял счет времени. Сколько длился допрос, сказать было сложно, по крайней мере, к чаше с водой он прикладывался несколько раз. Под конец устал не только Валерий, но и римляне. Они вышли из комнаты и о чем-то недолго совещались, потом зашел старший из них тот, кто вел допрос - Гней Требилий.

- Скажи Марк, почему ты отправился в Рим, ведь мог остаться у тавсов? Разве это было не опасно?

Валерий усмехнулся

- А что мне там было делать, достойный Гней, Мне было не плохо у варваров, вождь принимал меня как сына, но у него есть и свои сыновья. Рано или поздно меня бы выставили заложником при заключении мира. Разве ради этого стоило отказываться от права патриция в великом Риме? - потом добавил - я благодарен Дулепу и его дому, несмотря на то, что он варвар, и не хотел бы его обижать. Благородный Диоген обещал мне, что он сможет загладить мой поступок.

Требилий кивнул

- В доме Куров нам сказали, что у мальчика было родимое пятно? - Гней вопросительно посмотрел на Валерия.

Буховцев без разговоров снял тунику и поднял руку. Требилий внимательно осмотрел родимое пятно, стрельнул взглядом по шраму и удовлетворенно кивнул.

- Благодарю тебя, благородный Марк и тебя Диоген за терпение. Нам нужно идти.

Когда они ушли, Валерий с облегчением перевел дух. Да, такого они там, в будущем, не ожидали. Нужно держать ухо востро.

- Нелегко бы пришлось настоящему Корвусу - сказал он Сотеру

- Ему то как раз легко. Обычный, воспитанный варварами мальчишка. Я беспокоился за тебя, слишком уж ты необычен, но все обошлось.

- Фуфидий?

- Да, он - подтвердил маг - его трудно обмануть. Но я следил за ним, и видел - он поверил.

Во второй половине декабря начались Сатурналии, праздник пьянки и обжираловки. Два дня Буховцев наблюдал его в Риме, от шествия народа из храма Сатурна, до повального, переходящего в попойку веселья на улицах города. Дешевое вино и недорогая еда продавались во всех лавках, табернах и забегалках. В Субуре, на запруженных простонародьем улицах, лупии-проституки зазывно задирали вверх свои одежды. Валерий бродил вместе со своими телохранителями среди подвыпивших, веселых римлян и также как и они отвечал в ответ на приветствие - О Сатурналия. Из всей этой круговерти его выловил Сотер.

- Марк, можешь радоваться, дело твое решилось положительно. Мне это только что сказали люди из окружения Цезаря, но я бы узнал и так. На Сатурналии ко мне в гости напросились местные нобили. Все хотят посмотреть на нового Валерия Корвуса, так что готовься, будут смотрины - Диоген рассмеялся.

- Это обязательно?

- Без этого никак. Сначала тебя посмотрят отцы семейств или их родня, а потом будут приглашать дети. Но это будет после. Появление новой фигуры в тесном мирке патрициев меняет уже сложившиеся расклады. Несильно, но меняет. Произведи на них хорошее впечатление Марк. Эти люди, как бы к ним не относились в городе, всегда крепко держатся за своих, и у тебя всегда будет поддержка - говоря это Сотер был серьезен.

Далее была пятидневная попойка, чередующаяся усиленным набиванием желудка. Буховцев уже начал привыкать к тяжелой и острой римской пище и местным неразбавленным винам, которые на вкус отдавали какой-то химией. Причем в дорогих, химии чувствовалось больше. Однако все равно, этот праздник стал испытанием для его желудка. Он увидел многих из старой знати Рима и фактически людей управляющих государством. Толстые и худые, люди в возрасте и старики, все они были разные, но без труда можно было найти и много общего. Язык общения, жесты, даже какие - то обороты речи выдавали их принадлежность к одному клубу. Валерий все это примечал, и пытался по мере сил копировать. Как говориться - с волками жить, по-волчьи выть.

К нему присматривались, что было вполне логично. Очень может быть, что многие просто пришли посмотреть на диковинку, римлянина, бывшего варваром и ставшего патрицием. Возможно, даже ожидали, что он будет ходить в штанах и шкурах, а есть с земли. Здесь о варварах были странные представления. Вид же, чисто выбритой, довольной физиономии Буховцева, одетого в свои афинские одежды и обутого в дорогие сандалии - калкеи, производил на них очень благоприятное впечатление. Когда же он начинал говорить на хорошей латыни с небольшим, свойственным венетам акцентом, да еще в разговоре мог вставить к месту фразу, другую по-гречески на неплохом аттике, их внимание сменялось неподдельным интересом. Валерий рассказывал о Томах, Афинах и о самом Риме, который он недавно увидел. О Риме обязательно в превосходных тонах. Патриции были довольны. О жизни у тавсов было сказано немного, впрочем, гости, понимая деликатность ситуации, не настаивали. Сам же он пытался запоминать их имена и фамилии. Квинкции, Герминии, Вителии, Постумии и много других он увидел за эти пять дней. И если когномены запоминались хорошо, то имена Буховцев часто путал. Вечером с Сотером они разбирали день визитов. Диоген рассказывал что-нибудь интересное о визитерах и обязательно, об их родне и связях. Валерий пытался запомнить, хотя от потока незнакомой информации у него пухла голова. Праздники закончились, но гости продолжали приходить и позже.