Дмитрий Рыков - Урусут

– Случилось. Надо обсудить. Буду через десять минут.

– Ну… – голос деда выдал тревожную нотку. – Жду, конечно… Стоп. А школа? Ты же не успеешь на первый урок.

– Дед. Я без шуток. О школе – как-нибудь потом.

– Ну… Давай….

– Иду, – и Белый Лоб положил трубку.

Взял портфель, натянул кеды, схватил ключи – и только его и видели.

Александр Андреевич жил на перекрестке Университетского и Ленинского: быстрым шагом – как раз те самые десять минут. По дороге то и дело попадались нарядные пионеры – линейка, посвященная Первому мая! Стоишь, мнешься от скуки и щиплешь соседей. Нет, он же рос серьезным мальчиком. Эх, надо ведь было щипать! И драться! И целоваться! Упущенное детство.

Дед, открыв дверь, прижал к себе. Потом бережно отпустил. Ну, настоящий русский медведь! И придумали же ему какую-то чертову гипертонию плюс проблемы с позвоночником. Сто девяносто роста и неизвестно сколько килограмм веса. Если решит положить в психушку, тут уже дзюдзюцу не поможет. Поэтому нужно вести разговор как можно осторожней.

– Я, пока ты шел, чаю заварил, – сообщил самый старший Белолобов. – Отличный, грузинский. И пирожное эклер – правда, подсохло чуть, но я знаю, что ты сладкое любишь.

Олег внимательно посмотрел в светлые голубовато-водянистые глаза, окруженные сеточкой морщин. Очень мудрый взгляд, очень. Поверит, не поверит?

– Нет, – ответил внук, проходя на обширную кухню и садясь за стол. – Я не ем сладкое.

– Вот так новость, – непритворно удивился дед. – И давно?

– Можно ближе к делу?

– К делу? – прозвучало недоверчиво – мол, что там вьюноша учудит? – Ну… Давай…

Нет, лучше не рисковать. Или?..

– Только дел несколько, – Олег сделал глоток и еще раз попытался поймать взгляд старика.

– Тогда начни с главного.

– С главного? Бог – есть.

Александр Андреевич не стал хохотать, подшучивать, и тем более делать замечания.

– Пока доказательства бытия Бога не существует, не существует и самого Бога, – спокойно ответил он. – Ты прочитал что-то новое, и это настолько тебя встревожило, что ты решил поделиться со мной? Похвально, но не повод пропускать школу.

– Дед! – разозлился Белый Лоб. – Отнесись ко мне серьезно! Я подшучивал над тобой когда-нибудь, придумывал истории, как другие дети обычно делают со своими родителями и бабушками-дедушками, выглядел смешно со стороны или давал повод усомниться в том, что я хочу найти в жизни что-то важное, может быть, именно ту самую истину?

– Нет, – дед оторопел от напора и почесал щетинистый подбородок – одинокая жизнь отучила от опрятности. – Наоборот, ты всегда пугал своей серьезностью. Могу заметить, что ты в своем возрасте точно умней и целеустремленней меня в те же лета, и уж точно, – тут он хмыкнул, – своего отца…

– Тогда о Боге потом. Хотя Вселенной, оказывается, тринадцать с половиной миллиардов лет, она вовсе не вечна, имеет начало, до сих пор ускоряется – есть сильное подозрение, что ее кто-то толкнул.

– Ну, Большой Взрыв, – нахмурился старший Белолобов. – Преобладание материи над антиматерией. При чем тут Бог?

– У-у-у, – застонал Олег и закрыл лицо руками. – Ладно. У моего отца, твоего сына, есть псевдодруг, по совместительству начальник Константин Сергеевич. Чтобы получить место и независимость от тебя, папа отдал ему, не в открытую, конечно, свою диссертацию, а теперь этот негодяй начал прицениваться к его жене, то есть к моей маме.

– Я подозревал о диссертации! – на лице деда заиграли желваки. – Но Лариса…

– Поэтому я вчера спустил его с лестницы. Заметь, я не считаю это чем-то выдающимся, это тот поступок, который можно и должно совершать.

– Как – с лестницы? – не понял дед.

– Он явился якобы в гости с подарками после загранкомандировки, я вышел его встретить, закрыл дверь, чтобы отец не мешал, рассказал Костику, кто он такой, запретил приходить снова, столкнул с лестницы, он испачкался и разбил коньяк. Потом я швырнул в него кирпич. Таким образом, я надеюсь, что папа уйдет из университета, помирится с тобой, ты подыщешь ему новую работу и, скорее всего, под твоим руководством и контролем он станет трудиться над какой-нибудь новой и увлекательной темой. То есть превратится в человека.

– Ты… Ты… – дед поднялся, развел руки, обнял внука, отпустил, вновь сел. – Я б даже всплакнул, если б умел.

– Но это не главное.

– Не это?!

– Нет.

– А что же?!

– Если я тебе скажу, что мне… Неважно! Слышишь – неважно! В третий раз – неважно! Неважно, каким образом, стали известны некоторые факты будущего, которые радикальным, ужасным, самым непосредственным образом повлияют на жизнь твоей семьи и – что скрывать! – сократят срок твоей жизни лично, убьют твоего сына и внука – ты станешь меня слушать?

Александр Андреевич вскочил, зачем-то кинулся к шкафчикам, открыл одну из створок, вынул огромную чашку, вылил туда всю заварку и залил кипяток, высыпал подряд три ложки сахара и, наконец, выдавил:

– Я – ученый. Я не могу слушать, не зная источника знания об этих фактах.

Тут уж вскочил Олег.

– Опять! – заорал он. – Опять вы со своим долбанным историческим материализмом и диалектикой Гегеля, которого на загнивающем Западе и за ученого никто не признавал! Есть нечто за пределами сознания, законы Вселенной не одинаковы для всех ее участков, время течет по-разному, пространство искривляется! Ты – древний грек! Умен, познал блага цивилизации и смеешься над варварами! Но тем не менее, считаешь, что Земля плоская и больше солнца! Ты сам – варвар!

– Хорошо, – дед аж вспотел, все прихлебывая и прихлебывая чай. – Я тебя слушаю. Но все равно скажи – откуда информация?

– Блин! – Олег хлопнул руками. – Отец – рохля, Игорь – юный баран, ты один можешь спасти эту семью, и себя, между прочим, а ты не хочешь открыть глаза, потому что я всего лишь двенадцатилетний мальчик и ты не можешь общаться со мной на равных!

– Не могу, – кивнул дед. – Внутреннее сопротивление. Не могу.

– Хорошо. Мне приснился вещий сон. Я благодаря ему решил собрать некоторые данные, пришел на физмат МГУ, где только-только приступили к испытаниям супермощного компьютера – между прочим, занимает половину аудитории – и через сутки он мне выдал результат. Нормальное объяснение, материалист упрямый?

– Ненормальное, – легонько стукнул по столу Александр Андреевич. – Пусть останется один вещий сон.

– Отлично. Дай бумагу и ручку.

Дед тяжело поднялся, выдвинул ящик, взял тетрадь и карандаш, положил их перед внуком.

– Честно говоря, – заметил он, – я тебя всегда ценил и очень в тебя верил. Иначе и не подумал бы тебя слушать.

– Это нормально, – ответил Белый Лоб, раскрывая тетрадь. – Писатель Мишель Уэльбек говорит, что мужчина умирает в сыне и возрождается во внуке. Поэтому почти всегда внуков любят больше.