Дмитрий Рыков - Урусут

За трехмесячный путь на перекладных из Питера на Кавказ он здорово исхудал и мало походил на себя прежнего, того, который через наркоманский притон на Лиговке нашел комнатенку и просто не высовывался оттуда неделю. Через семь дней проверка поездов и автотранспорта должна была ослабнуть – он считал, менты поверят, что потеряли дерзкого пионера.

Пересаживаясь от одного дальнобойщика к другому, достиг какой-то Курской деревушки, где одинокая бабка за работу на огороде поила его и кормила – а позволить себе тратить деньги он не мог. Средства откладывались для другой, более важной цели. Он отрастил волосы, загорел, и стал похож на заурядного сельского хулигана. Запасшись вяленым мясом и сухим сыром на дорогу, электричками, грузовиками, худо-бедно добрался до Нальчика.

Пил на вокзалах и автобусных станциях воду из-под крана, спал в любой подходящей лесопосадке – наломал веток, да и все. Половина – ложе, другая – одеяло. Иногда ему казалось, что он теряет разум, но цель очень сильно поддерживало одно обстоятельство: он теперь мало весил. Белый Лоб верил, что даже с минимумом альпинистского снаряжения сумеет сначала добраться до пещеры, спуститься в нее, и, главное, затем выбраться наружу. Олег понимал, что если Камень не трогать живой плотью, а просто тщательно завернуть в любую тряпицу, перемещений во времени не будет. А завладев им, он сделает кальку, само сокровище надежно спрячет, а с текстом будет работать столько, сколько потребуется.

В Нальчике сдружился с местной шпаной, шпана помогала по дешевке приобретать у старьевщиков ботинки, кошки, очки, крюки, а главное – настоящие, крепкие веревки. Туристический рюкзак сперли, соответственно, у туристов, лыжные палки – во дворе какого-то дома. Самой важной вещью оказалась страховочная обвязка, которую еле выкупили у жмота-кабардинца на рынке. Белолобов, не выдержав, уже принялся орать, что тот сам снял его с трупа погибшего альпиниста, а теперь дерет бешеные бабки, но вовремя оттащили – набежала огромная толпа горячих южан. Фонарик с лампочкой пришлось приобретать в магазине, но он того стоил, нож ему подарили «пацаны» на прощанье в знак дружбы и горского гостеприимства. Ледорубом служил топорик, приобретенный у мясника уже в МинВодах – походил он больше на индейский томагавк, но являлся маленьким и удобным – ну прямо по руке!

К Эльбрусу на автобусе подбросили очередные организованные комсомольцы – как отставшего от своей группы. Поначалу к истории с опозданием к месту сбора ленинские последователи отнеслись с недоверием, но, после того, как он убедительно поведал о самых высоких вершинах мира, напугал байкой о замерзшем португальском альпинисте на Эвересте, гипоксии, камнепадах и рассказал собственный случай с заточением в пещере под толщей сошедшего ледника – конечно, перенеся действие в другую страну с иными участниками, – уважение к мальчишке превысило все возможные пределы. Слушали его, уйдя с передних рядов и усевшись в проходе – чтобы быть поближе, и даже водитель периодически вертел головой, стараясь поймать чуть подглохшим от постоянной работы отечественных автобусных двигателей ухом очередной диковинный факт. А уж описание Пика Лайма повергло всех в мистический альпинистский экстаз.

На прощание восхищенный руководитель группы подарил ему каску, объяснив, что без нее «не положено», но Белый Лоб настойчиво попросил обменять ее на дополнительный репшнур.

– Вон, учись! – показывая на Олега, кричал, видимо, инструктор, на молодого человека лет восемнадцати.

Вверх Белолобов шел осторожно. Канатная дорога без сопроводительных документов отпадала. Не нужны и спутники. Вставал, как начинали гаснуть первые звезды, и шел параллельно проторенной тропе метрах в пятидесяти от нее. Появилась мысль залезть через противоположный склон, где не встретишь никого и никогда, но боялся сорваться – уровень подготовки ведь имел, по сути, минимальный.

Как только раздавались первые человеческие голоса, мчался в бурелом, дальше и дальше, устраивал ложе и начинал штудировать подло вынесенную из читального зала областной Курской библиотеки книгу «Шумерский язык» единственного в СССР шумеролога-лингвиста, автора русскоязычной грамматики шумерского языка Каневой Ирины Трофимовны, снова и снова, заучивая, зубря, запоминая, сопоставляя все приведенные в ней иероглифы и знаки.

Такой способ подъема оказался очень медленным, но он по-любому бы достиг цели – стоило ступить на ледник, там уже никому нет дел до чужих. Однако все же сдала одна сердобольная, увидев одинокого путешественника, сдала. Ему при очередном переходе почудилось, что за ним какой-то любопытный наблюдает, но он не придал этому серьезного значения. Вышло, что зря. Не испугался бы он и отряда вооруженных нинзя, но когда у тебя над полусонной головой свистят пули, уж лучше не сопротивляться.

На Лубянке его, измученного, уставшего, голодного, не дав ни минуты передышки, сразу потащили на допрос. А то мы не читали Шаламова или Солженицына! Конечно, легче брать «тепленьким». Правда, у последнего есть роман «В круге первом», там одного из героев сначала помариновали, помучили неизвестностью, но так то – измена родине, передача информации о возне с ядерными секретами, у Белолобова все ж обстоятельства будут проще.

Следователей приперлось двое: рожа номер один и рожа номер два. Вроде как дознаватель и оперативник. Представляться, объявлять звания и каким-либо иным способом давать понять, кто именно им интересуется, они не собирались. КГБ СССР – все, достаточно. Рожа один носила мешковатый серый костюм, имела огромный шрам на перебитом носу и кулаки размером с гандбольные мячики. Рожа два в плечах казалась поуже, но статус явно имела выше, ибо сидела за столом, одета была в рубашку с небрежно закатанными рукавами и с удовольствием курила. В дальнем темном углу притаилась третья рожа, но она Олега интересовала меньше всего, ибо это грел уши или стенографист, или протоколист, или как там они себя еще называют.

Усадили его на стул, руки-ноги оставили свободными – ну, и за это спасибо. Еще в самолете Белый Лоб лихорадочно придумывал планы спасения – например, прикинуться душевнобольным, попасть в психушку и потом сбежать оттуда. Или кричать и кричать, что он просто маленький мальчик, захотевший увидеть море в Питере и горы Кавказа. Затем появились еще варианты, еще… Но в конце концов он понял – это же машина. Прожует, раздавит, лопнут кости, вылезут глаза. Все. Вести себя можно как угодно, главное – не сказать об инопланетном Камне. Если Олег останется жив, он все равно до него доберется. Если нет… Он провел нормальную жизнь. Он хотел изменить мир, но тот меняется по своим законам, которые придумывает Бог. А Белый Лоб – всего лишь человек. Коему когда-то везло, а теперь не повезло. Вот и все. К черту инсценировки, на фиг эту серую лубянскую гопоту, считающую себя вершительницей судеб. Вы решаете так мало – просто жить человеку или умереть. Ну, или сесть или не сесть. Но это так ничтожно! Мойры – они в другом месте, и их сеть прочнее.