Дмитрий Рыков - Урусут

– И? – нахмурился хозяин кабинета.

Олег опять выдохнул.

– В 1988-м году в армянском городе Спитак случится землетрясение. Его сила будет не до предела велика – семь баллов, но так как дома возводились с нарушением технических норм, попросту говоря, строители сперли цемент и двинули его налево, бетонные блоки зданий, скрепленные, по сути, песком, сложатся, как игральные карты. Погибнет двадцать пять тысяч человек.

– Почему мы тебе должны верить?! – закричал Кердыев.

– Зачем мне верить? – поднял брови Белый Лоб. – Я предупредил, а вы теперь доказывайте, что работаете для своего народа, а не для личных кармана и карьеры. Но подсказку, конечно, дам. В 1984-м году сборная Франции станет чемпионом Европы по футболу.

– С такой игрой, – неожиданно подал голос прежде немой Вадим Русланович, – какую французы показали летом в Испании, в этом не будет ничего удивительного.

– Конечно, – кивнул Олег. – Удивительно то, что Платини поставит рекорд на все времена – девять забитых мячей в течение одного финального турнира. Всего лишь за пять матчей. Причем один гол выйдет просто феноменальным: во время исполнения штрафного «стенка», как обычно, подпрыгнет, чтобы ее не перекинули, а хитрющий Платини пустит мяч низом, под ней. Кстати, в финале будет повержена именно Испания.

Опять повисла пауза. Вдруг полковник сильно ударил ладонью по столу, так, что пустой стакан из-под чаю подпрыгнул, звякнув серебряным подстаканником.

– Бред! Малыш, здесь взрослые люди собрались, а ты им головы забиваешь, чтобы уйти от ответственности! Тебя все равно ждет наказание за избиение милиционеров – условный срок с отсрочкой приговора! Как только достигнешь нужного возраста – отправишься в колонию для несовершеннолетних! А по нашему ведомству я хочу знать, где ты приобретал валюту, кто научил тебя каратэ, и кто подсказал тебе распространять клеветнические измышления о советском строе в своей школе! Кстати, не тот же самый человек, что учил каратэ? – и наклонившись к микрофону, щелкнул тумблером и проорал: – Чаю!

– О-о-о-о… – застонал Олег и взялся руками за голову.

– Думай, думай, не тороплю, – ухмыльнулся полковник. – Даю три минуты. Время пошло.

Белолобовым одолела тяжелейшая апатия. Надеемся, Леонид Алексеевич, что у вас в Чернобыле живет двоюродный брат, и вы на майские праздники 86-го поедете к нему погостить… Хотя таким козлам – никогда! ничего! не делается!

Часики тикали, Алиевич вращал глазами, Русланович все писал и писал. Ребята за спиной зашептались – чуткое ухо Олега уловило осторожный разговор.

– Ну! – посмотрев на часы, и напольные, и наручные, выкрикнул главный. – Пришли нужные мысли?

– А то! – поднял на него глаза арестант. – Мысли пришли обычные, спокойные, ленивые – о том, что жид Абрамка поручику Ильину лакированные сапоги испортил; о том, сколько он будет получать денег, когда станет ротным командиром, и что казначей хороший человек, даром что поляк.

Кердыев вскочил и замахнулся. У Вадима Руслановича мигом запотели очки.

– Не здесь! – зарычал Рашин. – Белолобов, у меня есть разрешение на применение к тебе всех способов дознания, вплоть до крайних – уж больно странный ты субъект.

– Крайних – это пытки?

– Понимай, как знаешь!

– Под пытками человек скажет все, что угодно. Как происходило у вас в 37-м. И японские шпионы нашлись вдруг, и английские. Я, так и быть, стану кенийским. По крайней мере, оригинально.

– Я говорил! – Алиевич и не думал садиться. – Я говорил, товарищ полковник!

– Если вы начнете меня пытать, я себя убью, – добавил Белый Лоб.

– Мы пытаем больно, но не до смерти! – прокричал майор.

– Вы не поняли. Я владею техникой остановки сердца.

– Как это? – ошалел хозяин кабинета.

– С помощью медитации вводишь себя в состояние транса и отключаешься – навечно.

– Врешь!

– Нет. Бусидо – путь воина. Воин не страшится умереть. Воин страшится покрыть себя позором. Поэтому он может защитить свою честь, совершив сеппуку. Если возможности сделать сеппуку нет, подойдет любой способ. Да, фунты я нашел на Невском в Питере, а рукопашный бой изучал по самиздатовской книге «Защита пустым кулаком», купленной за десять рублей на барахолке у неустановленного лица. Можете провести дома обыск – в моем шкафу в стопке тетрадей справа.

– Белолобов, – Рашин встал. – Мы поймем, чего ты на самом деле боишься, и тогда ты нам все сам выложишь. На блюдечке.

– Ну да. Ипполит Матвеевич не боялся геморроя, он боялся протереть брюки.

– Гриша! – рявкнул Леонид Алексеевич одному из ребят в углу. – Уведи!

Олег поднялся, и как-то само собой получилось сложить руки за спиной – наверное, кровь репрессированного прадеда забурлила. «Шкаф» открыл дверь, и они вышли.

– Что такое «сеппука»? – напрягся Алиевич.

– Ритуальное японское самоубийство, – ответил врач.

– Да оставьте вы эти сеппуку-макуку! – взревел Рашин, бегая по кабинету. – Что, что, что скажете, Вадим Русланович? Кстати, вы же профессор?

– Ну-у, – поправил тот очки на переносице. – Доцент.

– Одна фигня. Вердикт. Ваш. Вердикт.

Секретарь принес чай.

– Ставь, ставь! Иди, иди! – вытолкал его полковник.

Все были на ногах, напарника Гриши отослали.

Психиатр положил блокнот на стол и принялся его листать.

– По порядку – в науке должны быть порядок и строгость. Тот диагноз, который я предполагаю, ставится только после исследования состояния пациента в стационарных условиях в течение месяца. Серьезные фундаментальные выводы на основании разового внешнего наблюдения, без анализов и…

– Короче, Склифосовский! – крикнул Алиевич.

Врач выпрямился.

– Я бы попросил разговаривать повежливей. Пусть я и в КГБ, но я ученый с мировым именем, согласился помочь по собственной инициативе, и если вы продолжите общение в этом же тоне, я просто встану и уйду. Милиционеров я не избивал, и инкриминировать мне нечего.

– Кердыев! – застонал полковник.

– Простите меня, профессор, – насупился дознаватель.

– Доцент.

– Ой…

– Продолжайте, – выдавил из себя Рашин улыбку, – продолжайте, Вадим Русланович, пожалуйста…

– Ладно. Вероятность верности диагноза при таком поверхностном наблюдении – ну, пусть будет шестьдесят процентов. Что я вижу: полиморфное психическое расстройство. Характерное расстройство мышления и восприятия. Мальчик не отдает себе отчет, где находится. Далее: все вы слышали фантастический бред.

– Да! – обрадовался майор.

– Хорошо. Симптомы видны. Я буду подробнее, раз уж здесь. И чтобы вам стало яснее.

– Конечно, – кивнул полковник.

– В диагностике шизофрении наиболее широкое использование получили две системы: «Справочник по диагностике и статистике психических расстройств» – им пользуются американцы, и созданная ВОЗом – Всемирной Организацией Здравоохранения – «Международная классификация болезней», сокращенно МКБ-10 – ей руководствуются в нашем полушарии. МКБ-10 установила четкие критерии. Я вам их буду зачитывать, а вы сопоставляйте и решайте, подходит ли это к нашему пациенту.