Дмитрий Рыков - Урусут

– «Белолобов! Я сказал – Белолобов!»

– «Дырку ты от бублика получишь, а не Белолобова!»

– Посмотрим, что ты через часика так три протявкаешь.

– «Не бери на понт, мусор!»

– Я не «мусор». Я не мент, если ты еще не понял.

– Ах, да. Голубой околыш. Заградительный отряд.

«Врач» нащупал вену, воткнул в нее шприц и стал вводить прозрачную жидкость.

Олег не отказал себе в удовольствии плюнуть ему в рожу. Тот даже бровью не повел, только закончив работу, отошел к столу, взял полотенце и вытерся.

– Злой мальчик, – заметил он.

Для Белого Лба вдруг выключился свет. Да нет – он померк во всем мире! Тьма поглотила Вселенную. Вдруг Олег увидел себя. Ему – пять лет. Он стоит в коридоре родительской квартиры, весь в снегу и с прилипшими к пальто ледышками, рядом – санки. Мама кричит о том, как это можно – потерять варежку, и что она теперь скажет отцу? Жалко варежку, но гулять так весело! Мы катались с горки, пока имелись силы и штаны не промокли насквозь, а с Жоркой столкнулись головами, и пусть больно вышло, но зато как же мы смеялись! Анна с огромным животом признается – «Я боюсь рожать». Чего бояться? Почти все женщины рожают. И вот лежит маленький комочек, и перед лицом новорожденной – кислородная маска. Олег в ужасе, он бегает по роддому и орет: «Врач! Срочно нужен врач!» Выходит милый дядька, у Олега подкашиваются ноги: «Что случилось? Почему у моей дочери – кислородная маска?!» Доктор смеется и поясняет, что маска дается всем детям, что все прошло отлично, и вообще «Ваша жена – молоток». Он никогда не представлял себе супругу в виде молотка, в виде серпа, отрезающего знамо что – было, а молотка – нет, но пусть, пусть! Молоток, молоток! И вот Нинке пять месяцев, она лежит в кроватке на съемной даче, пытается дотянуться до игрушек, свисающих с пластикового кольца на нитях, и – раз! – попадет по рыбке, потом – по лошадке, и закружилось все, завертелось! Потом – первые шаги. Я иду! Смотрите, я иду! И хохочу, как же весело ходить! Никто, кроме Нины, не наряжает елку! Давай этот серебристый шар повесим на вот эту ветку? Нет! Красный! Почему красный? Серебристым будет «снежок»! И – спиралью его вверх! И никак иначе! Съедобное-несъедобное. Нине бросается мячик. Апельсин! Нина ловит. Сковородка! Нина не ловит. Какашка! Нину складывает пополам от смеха. Надо же, какой веселый папа. Это же надо придумать – какашка? Папа, зачем умер Король-Лев? Это, что, не сказка? В сказках не умирают хорошие герои! В сказках умирают злые! Папа, давай придумаем такую сказку, чтобы всем было хорошо! И маме. И бабушке. И тете Жене. И няне. А мне? И тебе, папа. Что за вопрос? Конечно, пусть тебе будет хорошо, папа. Не лезь на лошадь, она большая. Возьми пони. Нет, я хочу на лошадь. Это детский каприз. Нет, это не каприз, пони – для маленьких, а я уже большая. Большая? И сколько же тебе лет? Смеешься? Уже пять с половиной! С половиной? Ну, да – «половина» тут вещь определяющая. Море волнуется раз. Море волнуется два… Папа, с тобой неинтересные прятки, ты все время меня находишь. Значит, ты плохо прячешься. Я отлично прячусь, но у меня мало времени сделать это еще лучше. Давай-ка ты досчитаешь до ста пятидесяти – посмотрим, как быстро ты меня отыщешь. До ста пятидесяти в этой игре не считают! А ты попробуй. Нина, Нина, ты где? Нина, хватит играться, сдаюсь, Нина, ты где? Нина забралась на соседнюю дачу и кормит у вольера фазанов. Нина, как же так? Мы ведь играем в прятки! Зачем нам прятки? Ты посмотри, какие красивые птицы! Я не пойду на этот аттракцион! Папа, ты, что, боишься? Конечно, боюсь! Только я за тебя боюсь, а не за себя – ты смотри, какая высота! За меня не бойся, папа, а тебя, если понадобится, я спасу. Я спасу тебя, папа. Не бойся, папа, я тебя обязательно спасу. Что за рожа? Зачем здесь эта рожа? Что за бешеные узкие глаза? Эй, ты, отойди. Эй, ты кто? Отойди, мне нужно догнать дочь! Моя дочь убежала в парк! Отойди же, дурак! Почему я не могу тебя оттолкнуть? Почему нет сил? Почему я не вижу своих рук? А вы кто такие? Что вам надо? Зачем вы здесь? Идите прочь! Что значит, зачем я лез на Эльбрус? Хотел покорить гору, но сошел ледник, все погибли, а я оказался в пещере под куском льда толщиной метров десять. Все, кирдык. Я не дразнюсь. Ах, ты – Кердыев? Ну, не повезло с фамилией, я тут причем? Где моя дочь? Ребят, отойдите, побью ведь, ну что вы, право. Еще пару вопросов? «Газпром» пока не берите, «Роснефть» в долгосрочной перспективе – можно, «ВТБ» – позавчерашний день. Другие вопросы? Только быстро, быстро, быстро! Зачем я ездил в Ленинград? В смысле, Питер? Да я часто туда ездил. Ладно, жене не скажете? Проветриться. Так, чтоб просто она не находилась рядом. Чтоб не срываться, чтоб не кричать, не ругаться. Уехал на два дня – вернулся как новенький. Только что вы приклеились ко мне с этим Питером? Я в Париж, кстати, гораздо больше люблю летать. И в Рим. В Вену обязательно. Прага – единственное место, где я могу выпить пива. Ха! Взял, и наврал. Антверпен, конечно, Антверпен. Бельгийское пиво – нечто. Смакуешь и смакуешь. Белое – особенно. Но пить – очень вредно для спорта, а я занимаюсь каждый день. Кто мой тренер? Рома Юкшин. Вы не знаете Рому Юкшина? Вы дилетанты – зачем мне с вами разговаривать? У Ромы седьмой дан, он пять лет прожил в Японии в монастыре. Вообще, достали, все – идите, идите! Блин, почему мне тяжело дышать? Слушайте, это здесь воздух такой? Может, я под водой? Почему я не могу дышать? И почему болит сердце, черт! У меня в жизни не болело сердце! Никогда, идиоты! Идиоты! Идиоты! Блин, я умираю. Нина, где ты? Ты же сказала, что спасешь меня? Просто скажи хотя бы «прощай». Дай увидеть тебя разок. Разок. Разок. Черт, я задохнулся. Я не дышу. Я умер.

Полковник Рашин читал аналитический отчет, и лицо его все зеленело и зеленело. Перед ним по стойке «смирно» стоял Кердыев – сесть ему Леонид Алексеевич не предложил. Когда замначальника Пятого управления закончил, он откинулся в кресле и глубоко задумался.

– Кажется, Артур, мы сели в лужу, – наконец сказал он.

– Ничего мы не сели. Ну, подтвердилось, что мальчик – шизик. Нам-то что до этого? Пусть теперь в психушке лечат.

– Дурак! – хлопнул ладонью по столу хозяин кабинета, да так, что майор вздрогнул. – Трижды дурак! Сядь!

Подчиненный опустился на краешек стула. Шеф потер себе глаза.

– Значит, так. Полчаса назад ко мне по поводу Белолобова заходил старый друг – мы Минское училище вместе заканчивали – из Первого главного управления.

– Ого!.. – вырвалось у Кердыева.

– Из управления «К».

– Ого-го! А контрразведка почему мальчишкой интересуется?!!

– Контрразведке он на фиг не нужен. Друг зашел ко мне потому, что он друг.

– Не понял.

– У пацана есть дед-академик. Он старый, на пенсии, но не в этом дело. Он историк. Когда-то, в факультативном порядке, преподавал историю в военной академии имени Фрунзе. Студенты его любили. А один так вовсе увлекся историческими вопросами и чуть было профессию не поменял. Вовремя остановился, но дружба осталась на всю жизнь.