Александр Чернов - Владивосток - Порт-Артур

"Алмаз" пытался на циркуляции занять место в кильватер "Авроре", но явно промахивался... "Аврора" пыталась с правого борта обогнать "Смоленск", но ей явственно не хватало скорости. "Лена", не обращая внимания на приказ охранять "Смоленск", тоже начала набирать ход, словно собираясь поучаствовать в бою. Она стала обгонять транспорт с левого борта. "Смоленск" же, оказавшись между "Леной" и "Авророй", не мог отвернуть в сторону, пришлось ему снижать ход, чтоб увеличить дистанцию до "Осляби"... К счастью нам повезло, что расстояние было довольно большим, иначе любой шальной перелет по "Ослябе" мог отправить "Смоленск" с его взрывоопасным грузом на небеса.

В это время командир кормовой 10" башни мичман Казмичев, вылезший на крышу башни, просил меня рассказать, что происходит прямо по курсу, так как ему не было видно. Я перебрался на крыло кормового мостика и стал комментировать события. Как раз в это время залпом разрядили сегментные снаряды погонное 6" и 10" орудия носовой башни. Начали пристрелку, но сначала были перелеты. Потом, несмотря на накрытия уже со второй минуты - никак не удавалось добиться прямого попадания. Примерно тогда же японец начал поворот и открыл очень частый огонь левым бортом.

Вскоре его крупный снаряд попал в носовую часть нашего броненосца в районе водонепроницаемой переборки 20 шпангоута на батарейной палубе, разрушив частично переборку, и палубу, прилегающие каюты, образовав в борту громадную дыру, к счастью ее не захлестывало водой. Начался пожар в шкиперской кладовой по левому борту, и все быстро затянуло дымом. Прислуга носовых малокалиберных орудий под руководством мичмана Бачманова быстро залила водой пожар, однако шкиперское имущество продолжало тлеть, и его приходилось затем периодически поливать водой.

Теперь, наконец, по мере поворота, проявился характерный профиль нашего противника, со стоящей отдельно третей трубой. Это был броненосный крейсер французской постройки "Адзума". Как ни странно огонь японцев на циркуляции был довольно точен, с учетом дистанции в 3 мили. Море буквально вскипало вокруг "Осляби", причем японские снаряды взрывались при соприкосновении с водой, и потому засыпали броненосец осколками.

Впрочем, попаданий при этом в нас было сравнительно немного. Снаряд крупного калибра, попавший в фок-мачту ниже боевого марса, осколками, в том числе отраженными марсом, повредил носовой дальномер, убил на месте дальномерщиков, поранил командовавшего ими мичмана Палецкого и стоящих на крыле мостика двух сигнальщиков, но сама мачта устояла. Адмирал с командиром броненосца стояли около самой боевой рубки, и сноп осколков прошел мимо, хотя у Андрея Андреевича Вирениуса воздушной волной сбило фуражку. После чего они перешли в боевую рубку, тем более, что широкие смотровые щели способствовали хорошему обзору. Примерно в это же время крупный снаряд попал в 14-весельный катер около грот-мачты, разрушил его и соседние баркасы, а также вызвал небольшой пожар.

Затем произошло еще одно попадание - в носовую 10" башню, броня башни вполне выдержала взрыв, однако сноп осколков влетел в боевую рубку через смотровые щели и убил на месте нашего старшего артиллериста, штурмана лейтенанта Дьяченкова и рулевого квартирмейстера, а отраженными осколками переломал оборудование. К счастью руль и машинный телеграф действовали, а штурвал удерживали раненый боцман и лейтенант Саблин. Послали за санитарами и младшим артиллеристом. Минный офицер лейтенант Саблин сам ушел на перевязку, после того как боцман заменил его у штурвала.

"Адзума" тем временем уже почти закончила разворот и побежала от нас. Видимо мы все-таки серьезно попали в нее, раз она так неожиданно поменяла свои намеренья. Как мне потом рассказали, адмирал в рубке сказал, что будем догонять, сколько сможем, и вести при этом анфиладный (продольный) огонь. Здесь мы в лучшем положении. У "Адзумы" в корму могут стрелять только две восьмидюймовки, но они не в состоянии пробить броневой траверз "Осляби", наша же пара десятидюймовых орудий вполне может на такой дистанции пробить кормовой траверз Адзумы. Так что если нам повезет - "Адзума" сбавит ход, то вдвоем с "Авророй" есть шанс и утопить японца, лишь бы к нему подмога не подоспела. Приказали поднять сигнал: "Авроре": вступить в кильватер "Ослябе"...

Примерно через минуту крупный снаряд разорвался у основания грот-мачты, разрушив окончательно стоящие там гребные суда, и вызвав небольшой пожар. Трюмно-пожарный дивизион под руководством трюмного механика Успенского бросился тушить его. Однако через пару минут еще один снаряд разорвался как раз среди матросов пожарного дивизиона, разметав их по палубе, пробив навесную палубу и окончательно разрушив катера. Трюмный механик Успенский погиб, уцелевшие матросы унесли раненых на перевязку. А пожар тем временем набирал силу, питаясь деревянными обломками катеров и палубы. Я бросился к рострам и организовал тушение силами уцелевшей прислуги трехдюймовых орудий. Их доблестная работа осложнялось периодическими взрывами малокалиберных снарядов, поданных к орудиям и раскиданных по палубе и теперь находящихся в огне. Но матросы работали молодецки, и пожар стал постепенно стихать.

Неожиданно меня вызвали в боевую рубку сообщением, что командир и адмирал тяжело ранены и нужно принимать командование. Добежав до третьей дымовой трубы, я внезапно воздушной волной в спину был брошен вперед и, упав на палубу, разбил лицо, однако сознание не потерял и, оглянувшись, увидел, что там где я стоял до этого, командуя тушением пожара, в палубе зияет дыра, а матросов раскидало во все стороны. А еще говорят, что снаряд два раза в одно место не бьет.

Как позже я узнал, вдобавок его осколки через вентиляционную шахту проникли к средней машине и повредили ее. Осколок снаряда попал в подшипник, и этот подшипник теперь сильно грелся. Нужно было остановить машину, чтоб выковырять осколок. Но так как на машинном телеграфе стоял "Самый полный вперед", а боевая рубка на вызовы не отвечала, мехи наши решили до последней возможности не останавливать машину, а подшипник охлаждать, поливая маслом.

Прибыв к боевой рубке, я увидел, что левое крыло мостика превращено в руины прямым попаданием, в рубке все забрызгано кровью и искорежено, внутри лежат мертвые и отдельно раненые. Командир корабля был смертельно ранен в голову и бредил. Весь бледный, адмирал наш без сознанья сидел, прислонившись к броне в луже крови, и зажимал руками рану на животе. Два санитара пытались разжать его руки, чтоб наложить повязку.

Раненый в руку лейтенант Колокольцов и тоже раненый старший боцман у штурвала удерживали корабль на курсе. Штурвал каким-то чудом действовал. Почти одновременно со мной, в рубку прибыли с перевязки старший минный офицер лейтенант Саблин и рулевой кондуктор Прокюс. Кондуктор сменил на руле Колокольцова, который, однако, отказался уходить на перевязку. Правда, управлять огнем из боевой рубки он уже не мог, аппарат Гейслера был разбит окончательно, переговорные трубы пробиты и скручены какими-то узлами, на месте, где раньше висел телефонный аппарат, теперь торчали только пучки проводов. Стали выносить раненых. Сначала пораженного несколькими осколками в спину Палецкого. Он был без сознания и, очевидно, потерял много крови...