Александр Чернов - Владивосток - Порт-Артур

Крейсер держался уверенно, и активно вел бой. "Идзумо" вышел уже на траверз "России", однако пока японцы шли параллельным курсом, в маневрировании не было нужды. В какой-то момент адмирал расслабился и привалился к броне рубки. За что и был вскоре наказан: буквально через пару минут японский шестидюймовый снаряд ударил в мостик, практически в ее основание. Почти всех в боевой рубке сбило с ног. Адмирала отшвырнуло и ударило о противоположную стенку. Небогатов сел и некоторое время ошарашено осматривался по сторонам, пока не понял что его оглушило, и пропавшие звуки боя вовсе не означают, что бой кончился. В результате адмирал с полчаса только наблюдал за японцами и был не в курсе происходящего на корабле. Хотя к концу боя он уже различал разрывы снарядов и громкие голоса. Вскоре после того, как колонны разошлись, он пришел в себя почти полностью, но еще пару дней слышал не очень хорошо, а потому и сам говорил громче обычного.

В соседнем со взорванным каземате, осветившимся отблесками пламени и наполнившимся через щели в перегородке пороховыми газами, за наводчика сидел кондуктор Васильев. Среди подносчиков снарядов к орудию был матрос второй статьи Зыкин. Более непохожей парочки было трудно представить. Если Васильев был на хорошем счету, и регулярно получал поощрения, повышения и дополнительные чарки, то Зыкина иначе как "баковым пугалом" или "балластом" никто из офицеров не называл.

Было такое наказание в те годы на русском флоте, провинившегося матроса ставили "проветрится" на баке под ружье с полной выкладкой, чтоб подумал, наверное, о горькой своей судьбинушке. Неоднократные попытки командира плутонга лейтенанта Моласа, хоть немного научить большого и грузного сибирского крестьянина основам наведения орудия на цель, на случай выхода из строя остальных членов расчета, раз за разом заканчивались фиаско и очередным "проветриванием" Зыкина. Казалось, что безразличие и дремучая тупость этого матроса были абсолютно непробиваемы...

В момент взрыва в соседнем каземате, Васильев сидел на своем законном месте в кресле наводчика. Молас и раньше, во время выходов к берегам Японии замечал, что при встрече с неприятелем его лучший наводчик становится дерганым и нервным. Но на душеспасительные беседы все не было времени, и лейтенант списал поведение Васильева на боевой задор и избыток адреналина. Но сейчас, в заполненном дымом и криками каземате, кондуктор неподвижно замер в кресле, намертво вцепившись в рукоятки маховиков наводки орудия. После того, как он в третий раз проигнорировал команду "огонь", все решили что он ранен, тем более что в полумраке каземата стало видно, что под ним быстро расплывется лужа. Но когда его попытались аккуратно извлечь из кресла, стало ясно, что у Васильева просто сдали нервы. По запаху было вполне очевидно, что и к крови лужа под орудием не имеет никакого отношения. Попытки оторвать руки комендора от маховиков не увенчались успехом, и орудие молчало уже полторы минуты.

Пока, в отсутствии убежавшего к соседнему горевшему каземату Моласа, комендоры раздумывали, что делать с впавшим в прострацию наводчиком, неожиданно подскочивший к орудию Зыкин одним движением левой руки выдернул Васильева из кресла и отшвырнул того в сторону. После этого, он, к удивлению членов расчета и добравшегося, наконец, до каземата командира плутонга, промокнув сорванной форменкой сиденье, одним движением без приказа и спроса сам втиснулся за рукоятки наводки.

Он видел недавно установленный оптический прицел всего один раз. Тогда, за неделю до выхода в боевой поход, на тренировке для всех членов расчета по наведению орудий, он перепутал направление вращения маховиков. Вместо наведения "вправо - вверх", он умудрился загнать ствол в крайнее "левое - нижнее" положение. Потом, он долго моргая смотрел на распекающего его Моласа, пока того в очередной раз не вывел из себя невинный взгляд светло голубых "телячьих" глаз матроса. Первое знакомство с обновленным прицелом закончилось для Зыкина очередным часом на баке и синяком на левой скуле (за что Молас, кстати говоря, был приватно отчитан замечавшем и не одобрявшем такие "мелочи" Небогатовым).

Сейчас, с непонятно откуда взявшейся ловкостью профессионала, которая так не походила на его же неуклюжие движения на тренировках, он за семь секунд навел орудие на цель и выпалил! Не отрывая взгляда от прицела и продолжая удерживать в перекрестии случайно подвернувшуюся "Адзуму", он заорал на остальных членов расчета - "Подавайте, сукины дети, мне с япошкой что, вас до вечера ждать?".

Подбежавший к орудию Молас, хотел было заменить его на месте наводчика на кого - нибудь другого, но машинально проследив за падением снаряда увидел, как у самого борта не обстреливаемой никем "Адзумы" вздыбился одинокий столб воды. После того, как следующая пара выстрелов тоже легла очень прилично, Молас ограничился ободряющим похлопыванием по плечу и приказом перенести огонь на головной. Однако, к его удивлению, всегда молчавший Зыкин подал голос, причем от прицела он так и не отвернулся, и говорил с лейтенантом не глядя на него.

- Не, вашбродь, там от всплесков сам черт ногу сломит, а второго я через пару выстрелов достану.

- Как ты его достанешь, олух царя небесного, - начал закипать имеющий короткий фитиль Молас, - для нормальной пристрелки надо не мене трех орудий в залпе, сам ты дистанцию не уточнишь, если говорят тебе по головному - бей по...

Очередной выстрел прервал речь лейтенанта, и через примерно двадцать секунд на борту "Адзумы" расцвел цветок разрыва.

- Как, как... Охотник я. И отец мой был охотник и дед, - отозвался по-зверинному оскалившийся матрос, по прежнему не смотря ни на что кроме цели, - тут конечно не дробовик и не "бердан", но прочувствовать тоже можно. Не волнуйтесь, вашбродь, теперь от меня он уж никуда не денется!

- А чего же ты, черт эдакий, полтора года ваньку мне валял, пушку не в ту сторону ворочал? - оторопело проговорил Молас, откровенно любуясь действиями комендора, - ведь мог бы за наводчика стать еще год назад? Неужели самому было охота снаряды кидать?

- А зачем? - откровенно не понял Зыкин, - наводчиков у нас было в достатке, а что пушку не туда повернул... Ну, я это "право", "лево", вращать "по часовой, против часовой"... тут пробовать надо, а так на словах я не очень, извиняемся.

С этими словами бывший охотник, а теперь законный наводчик верхнего среднего шестидюймового орудия крейсера "Россия", выпустил в сторону "Адзумы", названия которой он даже не знал, ибо в опознании силуэтов тоже был "не очень", очередной снаряд. До окончания боя орудие под управление Зыкина показало самый большой процент попаданий из всех русских шестидюймовых пушек. В "Адзуму" на этом этапе боя попало шесть шестидюймовых снарядов.