Александр Сапаров - Назад в юность

Тем временем второй курс был закончен. Как обычно я сдавал весеннюю сессию на пятерки, и это никого уже не удивляло.

Аня тоже сдавала экзамены и регулярно информировала меня о своих успехах, в наши редкие встречи в эти горячие июньские денечки мы в основном говорил о экзаменах и о учебе, если бы не я, то Аня вообще бы зубрила день и ночь. Поэтому мне приходилось почти силой вытаскивать ее из дома, чтобы немного проветриться. В день, когда она сдала на пятерку последний экзамен, я заявился к ним домой с букетом цветов, которые еще пришлось поискать. Радостная Аня к моему удивлению в отличие от бабушки не обратила на них никакого внимания, а, не обращая внимания на маму с бабушкой, обменявшихся многозначительными взглядами, повисла у меня на шее и затараторила:

— Видишь, Сережа я уже тоже взрослая и тоже буду поступать в университет, и мы сможем вместе ходить на занятия, у нас через неделю выпускной, ты ведь придешь? Ну, пообещай мне, пожалуйста.

Я уточнил у нее, когда это торжественное событие произойдет, и клятвенно заверил, что обязательно приду. После чего мы отправились на речку загорать.

Когда мы лежали рядом с ней на пляже, я обратил внимание, что Аня в отличие от прошлых лет не покрывается краской смущения, когда я слишком явно рассматриваю ее почти обнаженное тело, а наоборот старается повернуться так, чтобы быть в наиболее выгодном ракурсе. Я лежал под горячим солнцем и, закрыв глаза, думал о ней. Аня тихо лежала рядом, держа меня за руку. Где-то раздавался плеск воды, веселые голоса, солнце, желтым пятном просвечивало через закрытые веки. И в эту нирвану ворвался шепот Ани мне в ухо:

— Сережа, скажи пожалуйста, ты меня любишь?

Я поднял веки и увидел ее темные глаза над моим лицом с тревогой смотрящие на меня.

Вместо ответа я привлек ее к себе и поцеловал в послушно открытые мягкие губы.

— Анечка, я тебя очень давно люблю и хочу, чтобы ты была всегда со мной.

Теперь на меня смотрели сияющие счастьем глаза:

— Я знаю Сережа, я поняла это еще два года назад, ты тогда пришел в класс такой странный, не похожий на себя и ничего не понимал, я сразу это заметила. А когда ты погладил меня по ноге, я не обиделась, потому что видела, что ты ни о чем таком не думал, а просто хотел успокоить меня. И я тогда подумала, наконец, этот глупый мальчишка понял, что он мне ужасно нравится.

А потом мы лежали на покрывале, брошенном на песок у реки, и целовались, не обращая внимания на окружающих и возмущенный шепот какой-то пожилой женщины.

Через неделю я, как и обещал, пришел на выпускной вечер. Меня конечно все узнали, а Исаак Наумович затащил в свой кабинет и долго расспрашивал меня о учебе и дальнейших планах. Когда я вышел от него, все уже собрались в актовом зале, где уселись за столы, уже накрытые для чаепития. Аня пришла на вечер с мамой, как потом она объяснила, папа уже не мог идти, так, как очень напраздновался. Аня было довольно просто одета в белую блузку и плиссированную юбку. Но она была так красива, что я, уставившись на нее, думал, где были мои глаза в прошлой жизни.

В начале вечера наш директор произнес речь, о том, что все пути в нашей социалистической стране для молодежи открыты, мы, если хотим, можем, ехать в Сибирь на великие стройки, можем, идти учится, и получать высшее образование. Нашей стране нужны образованные люди, потому, что мы идем к коммунизму, и только образованные и умные люди могут построить такое общество. Но те, кто хочет стать рабочим это тоже очень почетно, и он привел в пример выпускников нашей школы, которые уже были отмечены государственными наградами. А я сидел, слушал его и думал, а ведь это все так и есть — все пути открыты.

После этого всех выпускников вызывали на сцену и выдавали аттестат. После выдачи аттестатов все плавно перешло в чаепитие, которое проходило под бдительным присмотром преподавателей, поэтому мальчишки по очереди исчезали в туалете, где по очереди прикладывались к бутылке портвейна. Меня за руку дернул Вадик Петров:

— Сережка пошли вмажем по чуть-чуть.

Я подумал, а почему бы и нет. Когда мы зашли с Вадиком в туалет, и тот из-за унитаза достал откупоренную бутылку, в туалет зашел высокий симпатичный парень, который направился ко мне. Когда он подошел, то попытался неуклюже стукнуть меня в лицо. Я легко ушел от удара, даже не сходя с места просто дернув головой, мне не хотелось бить этого дурачка, которого я мог вырубить в пять секунд. На парня бросилось несколько человек, и схватили за руки.

— Сашка! Ты что с ума сошел, ты на кого прыгнул, да Сережка из тебя котлету сделает.

Тот пытался вырвать и кричал:

— Все равно я его прибью! Он натравил на меня этих Урекских подонков, я из-за этого две недели в больнице был.

Надо сказать, я был ошарашен:

— Слушай Саша, а почему ты считаешь, что это я виноват.

— А кто же? Меня когда их главный первый раз ударил, сказал: «Не хрен с Сережкиной девкой по Уреке ошиваться.»

Я про себя подумал:

— Ну и Сорокин и здесь удружил.

Когда я вышел из туалета, то на меня сурово смотрели Анины глаза:

— Сережа признавайся, ты Сашу, побил?

— Аня, да я его и пальцем не тронул, мне только таких недоделков бить не хватает.

— Он не недоделок, он меня любит, и все время об этом говорит. Просто я его не люблю, и сказала ему об этом.

Но тут зазвучала музыка, и я выкинул из головы всяких Саш, отправился вместе с Аней танцевать первый и последний наш школьный вальс. Через два часа мы вместе с Аниной мамой стали собираться домой. Я решил, что пусть Аня гуляет вместе со своим классом. Все-таки я был уже чужой для них. На прощание я ее поцеловал и прошептав ей в ухо:

— Веди себя хорошо. — И ушел.

Вскоре мне позвонили из комитета ВЛКСМ и обрадовали перспективой поработать в отряде проводников. Только вот Вова Амелин закончил уже третий курс и перешел на четвертый и, командиром отряда пришлось стать мне. В комиссары мне определили идейную комсомолку, от которой в работе не было никакого прока, она только мешалась под ногами весь сезон и, я тоской вспоминал Вову Амелина с его пивом и ягодами. Здесь же кроме речей о необходимости примерной работы и поведения ничего не было. Она даже попыталась делать стенгазету и политинформации, но из этого, конечно же, ничего не получилось. И я, с тайным злорадством, наблюдал, как она носится между составами пытаясь заловить хоть пару человек для выслушивания своей белиберды. Что бы не видеть всего этого, я набрал работы выше крыши и старался, сколько возможно быть в поездках, а находиться в депо и решать необходимые вопросы по минимуму.

Аня в это время подала документы на только, что открытый в университете экономический факультет и начала сдавать вступительные экзамены. Я же из-за работы, практически даже не мог ее поддержать, и лишь только по телефону поздравлял с их успешным окончанием. Но все же я ухитрился выкроить в своем графике пару дней, когда были вывешены списки поступивших, и было ясно, что Аня уже студентка. И мы с ней уехали к моей бабушке в деревню, которая встретил нас уже как мужа и жену, и даже постелила нам вечером одну постель, а потом, красная как рак Аня, застилала свою постель в другом углу комнаты. Но к сожалению работа есть работа и через два дня накупавшиеся и нарыбачившиеся, мы уехали в город. Я в очередной рейс, а Аня готовиться к картошке.