Александр Сапаров - Назад в юность

— Я жгут принесла.

— Зин, ну какой жгут? У пострадавшей шок от кровопотери, быстро таши аппарат Рива Роччи, капельницу, если она у тебя есть, иглы и раствор Рингера или солевой раствор на худой конец, адреналин и шприцы. — Зло выкрикнул я.

Как ни странно, но она без звука выскочила в коридор и помчалась за требуемым.

Через пару минут она вернулась, неся с добровольными помощницами, все, что смогла найти.

— Давай садись рядом со мной, и измерь давление, и побыстрее.

— Сережа, давление 90 на 60. пульс 110.

— Уф, ну это еще терпимо.

— Так, что у тебя за капельница?

На мой вопрос Зина достала сверток в красной клеенке, на котором торчала бирка о последней стерилизации.

— Ну, дай мне посмотреть, когда она была простерилизована.

На поднесенной бирке, нанесенная химическим карандашом, красовалась надпись 15 мая 1959 года.

— Вы что тут совсем оборзели, пять лет не стерилизуете инструмент.

В ответ Зина дрожащим голосом сообщила:

— Я и не знала, что ее надо стерилизовать.

— Ладно, перемеривай давление.

— Давление упало, сейчас уже 70 на 40.

— Зина давай полкубика адреналина подкожно.

Буквально через пару минут после иньекции, девочка слегка порозовела и стала оглядываться вокруг и реагировать на окружающее.

— Я глядя ей в глаза тихо сказал:

— Все будет хорошо, лежи милая не шевелись, а то мне трудно держать кулак.

Прошло еще минут пятнадцать, давление было стабильным, но мой кулак, все-таки был кулаком пятнадцатилетнего подростка, и я чувствовал, что еще несколько минут и я не смогу пережимать подвздошную артерию с необходимой силой.

И тут на мое счастье в помещение влетели врач и фельдшер скорой. Пока девочку перекладывали на носилки, я все держал кулак, и лишь, когда ее уже подняли для транспортировки, убрал занемевшую руку и мое место занял фельдшер скорой.

Я растирая руку устало вышел в коридор, слегка кружилась голова, но настроение было отличным. И тут на меня налетел вихрь девчонок, да, десятиклассницы были гораздо раскованней в выражении чувств, чем мои сверстницы. Меня обнимали, лили слезы на плечо, называли молодцом. А одна все-таки ухитрилась спросить меня на ухо:

— И когда это ты мальчик успел научился, так ловко снимать с девочек трусики? На что я спокойно ответил:

— Да были случаи.

Тут растолкав, девчонок ко мне пробрались три парня, которых я шуганул из кабинета.

— Ну, ты молоток. — Уважительно произнес самый здоровый и одобрительно хлопнул меня по плечу, от чего я чуть не присел. — Ты так скомандовал, что я даже ничего понять не успел, меня ноги сами вынесли из класса.

Двое остальных, засмеявшись, подтвердили:

— Мы даже глазом не моргнули, как были уже у медкабинета. Слушай, а это не ты Сороку от…ил? Ходит тут у нас такая история.

— Ну, было дело парни, чего об этом говорить.

— Смотри-ка, какой скромный, другой бы месяц всем рассказывал, ладно расскажи хоть нам, что там с Машкой, у нее все нормально?

— Тут до меня дошло, что девочка, которой я оказывал помощь, Маша Сидорова наша главная школьная знаменитость. Ее рисунками и картинами, был увешал весь коридор на третьем этаже.

— И я вспомнил; похоронная музыка, венки, мы провожаем в последний путь нашу Машу Сидорову, слезы девочек, скорбные лица, и надрывный плач ее мамы, над гробом. Да у меня в памяти уже был этот субботник, но в тот раз, я вроде бы уныло сгребал прошлогоднюю листву в пришкольном саду, и вместе со всеми таращился на машину скорой помощи, которая подъехала к главному входу. Мы все побежали посмотреть, что происходит и когда мы подошли, то из школьных дверей вынесли носилки закрытые простыней, а за ними с заплаканными лицами шли девочки десятиклассницы.

Вот это да, оказывается я уже переделываю свое прошлое по полной программе, что же будет дальше?

— Слушай, ты, что чувак, задумался? Дак, чо с Машкой?

— У Маши сложная травма, сейчас в больнице ее прооперируют, думаю, что все будет нормально.

— Слушай, как ты так ловко все делал, как будто всю жизнь учился.

— Парни, ну меня же мама медсестра, я у нее в больнице больше времени провожу, чем у себя дома, все ее учебники прочитал.

Парни понимающе переглянулись:

— Ясненько, в книжках-то, небось, картинки с голыми бабами разглядывал.

Вдруг они как-то сникли, и через секунду их уже не было. Я обернулся и увидел незабываемую картину, по коридору бежит наш директор Исаак Наумович Розенберг маленький толстый, как всегда у него на лысине рогами торчали очки, скрепленные сзади резинкой, Он подбежал к нам и закричал задыхаясь:

— Что, что тут произошло, кого увезла скорая?

Я встал перед ним и доложил:

— Товарищ директор, за время вашего отсутствия, произошло ЧП, Маша Сидорова, залезла по собственной инициативе помыть окно и вместе с оконной рамой упала на пол. При падении она поранилась. Мной, совместно с Зинаидой Васильевной была оказана ей необходимая помощь. Вызвана скорая. Сейчас пострадавшую увезли, я думаю, что ее в настоящее время ее уже оперируют.

Директор схватился за сердце, а затем полез в нагрудный карман и вытащил коробочку валидола и положил таблетку под язык, и начал внимательно разглядывать меня.

— Послушай, твой отец случайно не Андреев Алексей старший лейтенант артиллерии?

— Он уже майор, Исаак Наумович.

— Даа, узнаю Леху, это же надо, сын моего боевого товарища учится в моей школе, и он мне об этом ничего не говорит.

Эх, Сережка, знал бы ты, сколько мы с твоим отцом прошли. А вот на Дальнем востоке, когда мы этих узкоглазых пиз… и он резко замолчал, затем после паузы продолжил:

— Когда мы воевали с японцами, я потерял с ним связь, и только лет пять назад узнал, что он служит в нашем городе, а ведь о том, что ты учишься у меня в школе, он не сказал ни слова.

— Исаак Наумович, вы ведь наверно знаете, что он в Японской войне был ранен, долго валялся по госпиталям. Он тогда в госпитале и познакомился с моей мамой и когда выздоровел, то долго служил на Дальнем востоке, я там и родился.

А что касается вас, то он мне сказал, перед тем как уехать на север, что не хочет, чтобы его фронтовая дружба с вами, служила для меня палочкой выручалочкой.

— Ну, что ж, мне позвонила Зинаида Васильевна, вся в рыданиях, толком ничего не рассказала но как ты тут командовал, сообщила, надо сказать, я был в недоумении, кто это такой, но сейчас уже понятно. Майор Андреев вырастил себе достойную смену. Хочешь наверно пойти в военное училище.

— Нет, Исаак Наумович, я хочу поступить учиться в Военно-Медицинскую академию.

Мы с Аней шли по Уреке. С момента, как мы вышли из школы, она была задумчива и необщительна. Казалось, что она витает где-то в облаках.

Неожиданно она остановилась и посмотрела на меня: