Михаил Королюк - Квинт Лициний

Меня? Блокируют от меня?!

Да нет, прибредилось, наверное… Придёт же такое в голову…

Всё ещё время от времени покашливая в попытках выбить из себя застрявшую где-то в трахее каплю кофе, отвернулся от окна и доел, уже без всякого аппетита, столичный салат. Попёрхиваться-то зачем было?! Главное – машина прибыла в указанный интервал времени, запарковалась на нужном месте капотом к театру, а с левого запястья Колвера свисает, покачиваясь на ремешке, театральный бинокль – сигнал успешного снятия закладки.

В принципе, достаточно было и одной машины, Колвера я припахал по приколу. Попросить, что ли, в следующий раз, чтоб он прошёл по Невскому в высоком цилиндре в цветах штатовского флага? Как бы среди оперативников ЦРУ падёж от смеха не произошёл…

Поставил в уме Фреду и Синти по жирной пятёрке. Молодцы, ей-богу молодцы. Заметили, поняли, смогли правильно среагировать. Приятно работать с профессионалами, их можно просчитать.

Догрыз белую помадку с ром-бабы, влил в себя остатки кофе и направился к выходу. Итак, первая порция кристально чистой правды ушла в ЦРУ. И на этом я останавливаться не собираюсь, благо конспиративный канал теперь налажен. Правда, правда и ничего кроме хорошо подобранной правды – нет более надежного инструмента для достижения своих целей.

Однорукий алкоголик проводил меня на седьмой круг предельно благожелательным взглядом. Мы уже неплохо представляем распорядок дня друг друга – он, ящером выползающий на первое весеннее тепло из сумрака коммуналки, ежедневно внимательно наблюдает за моим втягивающим циклом, благо больше наблюдать тут не за чем, а я, раз за разом пробегая мимо, хорошо знаю его основной цикл.

Присев на изрезанную низенькую скамейку у задней стены разваливающегося особняка Державина, он первым делом достаёт из-за пазухи потёртого длиннополого пальто мерзавчик «Столичной» и, взболтав, смотрит сквозь него на небо, словно одному ему доступным методом проверяя процентное содержание альдегидов в спиртовом растворе. Удовлетворившись, ловко прикусывает коренными зубами язычок фиолетовой крышечки и резким движением руки сдёргивает её с горлышка, а затем отплевывает в стоящий рядом куст старой сирени, присоединяя к солидной куче подружек. Секунд на пять замирает, вглядываясь мой бег, одобрительно чему-то кивая, затем достает из кармана пальто гранёный стакан и наполняет примерно на треть. Решительно, как лекарство, забрасывает внутрь, и, не закусывая, откидывается на спинку скамейки, блаженно щурясь. Выждав минут пять, а я обычно к этому времени начинаю растяжку, вытягивает из матерчатой сумки свёрток с ещё тёплыми чебуреками и начинает обед, время от времени дозаправляясь из бутылки. Когда я перехожу к прессу, он, как правило, уже достигает нирваны, и откинув голову назад, незряче смотрит поверх крыши напротив.

Сегодня он достиг этой стадии раньше обычного – я поставил себе задачу довести пробежку до пятнадцати кругов, поэтому чебуреки пошли в ход пока я ещё пыхтел, ускоряясь на последних трёх кругах, а в дрёму он впал аккурат к приседаниям.

Мой залёт в Репино меня напугал, серьёзно напугал. Вчера в гастрономе, поставив Тому в очередь в отдел, отошёл к кассе и внезапно ослабел в ногах, мельком увидев размытую татуировку на заросшем рыжей шерстью тыле чьей-то кисти, и лишь через пару секунд рисунок сложился в штурвал. За эти две несчастные секунды я успел чуть провалиться на шаге из-за дрогнувшего колена, задохнуться и глубоко вдохнуть, почувствовать удар сердца по адамову яблоку и вспыхнувшие жаром щёки. А сегодня ночью во сне пришёл четвёртый, бесцветный, словно отбракованный снимок, недодержанный в проявителе начинающим фотографом, и предвкушающе мне улыбнулся. Я проснулся в воздухе над кроватью, изогнутый дугой, и потом долго успокаивал грохочущее на всю квартиру сердце.

Прошёл по краю, чудом…

Не готов я ещё к таким эскападам. Да и нафиг они не нужны, особенно здесь, в СССР, где я – свой, родной, и моя милиция меня бережёт. А вот на Диком Западе мне придётся первое время плавать у дна и рисковать. Поэтому надо за оставшиеся четыре-пять месяцев поставить себе хоть минимальную самооборону, с учётом того, что я сейчас быстрый, но лёгкий. Решено – подтягиваю себе бой.

Приняв решение, я повеселел и, неторопливо потягиваясь к заброшенной на спинку скамейки ноге, уже со спокойной душей вернулся к короткому тексту следующего письма. Ничего особенного, наработка авторитета, пока у меня ещё есть для этого материал, да попытка проложить ложный след. Мол, дорогой товарищ Григоренко, 13 июля в Нью-Йорке внезапно случится отключение электричества на двадцать пять часов, и будет очень-очень мутно. Вашим коллегам из Первого Главного ничего в федеральных агентствах взять под шумок не надо? А 27 августа в центре электронной разведки, что, как вы знаете, расположен на трех последних этажах посольства США в Москве, серьёзно полыхнёт, да так, что сверхсекретная документация АНБ разлетится по соседним улочкам – готовьте батальон энтомологов с сачками.

Улыбаясь, формулирую в уме причину предстоящих происшествий:

…как вероятный косвенный результат наших запланированных воздействий в иных сферах.

Представил, как КГБ будет выискивать маленьких зелёных человечков, и настроение поползло вверх, словно столбик термометра в последние дни. Теперь, даже если как-то меня локализуют, то пять раз подумают, прежде чем лезть, и будут особо деликатны. Но лучше, всё же, до этого не доводить…

— Мне! — Пашка попытался откинуть пас, но Валдис вовремя прервал нашу «стеночку», и красно-синий резиновый мячик заметался в мешанине азартно сучащих ног, а потом отрикошетил за куст акации. Быстроногий Ара первым вывалился из распадающегося кубла тел и успел протолкнуться дальше, а затем коряво прострелил вдоль ворот. Мячик по какой-то нелепой, совершенно нефутбольной траектории заскакал по двору, наткнулся на Сёмину голень и влетел в наши ворота, аккурат между моей правой ногой и изображающей штангу сумкой.

— Да что ж вы кучей-то за мячом носитесь, как стадо оленей?! — раздосадованно заорал я своим, — шире играйте, в пас!

— Ребята! Автобус пришёл! — из-за угла вынырнула Ирка и призывно замахала рукой.

— Три – три, — подвел итог распаренный Валдис, и, подхватив мяч, устремился к месту посадки.

Около закрытых дверей бело-синего лобастого ПАЗика вскипела весёлая толчея с повизгиваниями и подталкиваниями, пока Эриковна, возвысив голос, не навела видимость порядка: