Михаил Гвор - Поражающий фактор. Те, кто выжил

– Деда! Смотли, деда! Смотли, какое озело класивое! Фиолетовое! Деда, как оно называется?

– Пиала.

– Пияла? Холосее озело! Давай немнозко тут побудем! Мозно, деда?

– Хорошо, Санечка! Сделаем здесь привал!

– Ула! Пливал!

«Какое хорошее озеро. Круглое и маленькое. Красивое. Скоро сюда мама придет. И папа. Или не сюда?»

– Деда, а мама сюда пидет?

– Нет, не сюда. На другое озеро, повыше.

– Тада падем на длугое озело! Падем, куда мама пидет. Падем, деда! Падем…

– И что? Мы теперь как залипли под монитором, так и все? С места не сдвинемся?

Однокомнатная квартира слишком мала, и никуда не спрячешься от разбушевавшейся жены. Особенно когда она в своем праве и совершенно обоснованно ест тебя поедом.

– Коша… – протянул Андрей, неохотно закрывая ноут.

– Что «Коша»?! – снова взорвалась Влада. – Думаешь, умный самый, проторчал в бригаде до шести, домой прибежал, и все?! Обязанностей нет – одни права?! Обнаглел среди белого дня!

– Темный вечер за окном. Если тебе так хочется самой посидеть в Сети – пожалуйста, садись. А я к Дымку пойду. Буду ему сказки рассказывать. Про злую маму, которая не может прямо сказать, что она тоже хочет почитать новости, а злой муж уносит общественный ноутбук с собой.

Урусов был настолько сосредоточен и серьезен, что Влада не выдержала и прыснула смехом. Сначала в кулак, а потом уже и не скрываясь, в полный голос. Андрей кое-как выбрался из-за стола и обнял смеющуюся жену, совершенно потерявшуюся на фоне «квадратного» мужа.

– Я тебя люблю, – зарылся лицом в светлые волосы Андрей.

– Я тоже себя люблю. – фыркнула ему в плечо Влада. – И тебя люблю, мой злой муж. Воть…

– Больше не кричим? – все еще удерживая ее в объятьях, уточнил Андрей.

– А надо? Так я сейчас! – вывернулась Влада и топнула ногой.

– Не-а, обойдемся! – тут же капитулировал муж, подняв руки. – Зачэм крычать, да?!

– Что пишут хоть? А то сел «на пятнадцать минут» и пропал, морда негодяйская, а потом еще акценты включает…

– Больше не буду.

– «Честное октябрятское!» – передразнила обычную мужнину присказку Влада. – Так что пишут-то хоть?

– Ничего хорошего. – Отличное настроение Андрея как рукой сняло. – Классическое «плохо дело».

Влада напряглась всем телом.

– Настолько?

– Мягко говоря. – Андрей снова сел за ноут и вошел в Инет.

Тут в комнате захныкал Димка, Влада умчалась к ребенку и вернулась на кухню уже с Урусовым-младшим на руках.

– Рассказывай, – присела напротив, на крохотную табуретку.

Семь квадратных метров кухни простора для маневра не давали совершенно. Сюда пришлось вместить холодильник, газовую плиту, стол и умывальник. Для хозяев места особо и не осталось. Особенно для Урусова-старшего. Его девяносто кило живого веса и сплошной вредности с трудом протискивались сквозь нагромождение мебели, просто жизненно необходимой в хозяйстве. Ценой часто становились синяки в самых неожиданных местах и сдержанное матерное шипение сквозь зубы. Сдержанное – потому что ребенок в доме. Нельзя…

– Рассказывай, – повторила Влада, когда Димка засопел крохотным носиком, уткнувшись в маму. – Только тихо. У маленького температура с утра.

– Не поднимается? Ну и слава богу! А расскажу вот что – пиндосы на днях войска в Сирию ввели.

– Это – знаю. Ты про «плохо дело» давай.

Андрей с минуту молчал, явно выискивая подходящее сообщение.

– А, вот есть. «Успешное продвижение войск НАТО к Дамаску остановилось». И куча кадров побитой амеровской техники.

– И что тут такого?

– Особо ничего. Только если учесть, что Китай объявил неполную мобилизацию НОАКа, прикрываясь сборами, а в Тель-Авиве восемнадцать взрывов за день. У корейцев заваруха какая-то началась. В Палестине волнения. Кто-то американский эсминец подловил в Индонезии тремя «гарпунами».

– Совсем ты на службе озверел, товарищ старший сержант! Обычные новости который год. Привыкнуть пора.

– Не могу. И вообще… – Андрей неопределенно помахал ладонью. – Что-то плохое в воздухе… И ребята все говорят, что давит.

– Это еду надо есть человеческую, а не мужскую! И плохого в воздухе не будет ничего, и давить перестанет, – наклонилась к мужу Влада и взъерошила коротко подстриженные волосы. – Параноик мой любимый! Давай, не засиживайся. А то завтра с утра опять кофеем на пустой желудок убиваться будешь.

– Кысмет, айжен! – улыбнулся Андрей. – Иди спать. Скоро буду.

И когда Влада была уже в коридоре, сказал:

– Ну их, эти ясли. Пусть Димка завтра дома посидит. Даже если температуры не будет. А ты, как время свободное появится, «тревожки»-то проверь. На всякий пожарный случай.

– Слушаюсь, мон колонель! – Шутливо взлетела ладонь к виску. – Дозвольте ускориться?

– Дозволяю, товарищ старший линтинат! – И ответно отсалютовал.

А когда в комнате прекратилось все ворошение предспальное, Андрей пробрался к окну, глядя в темноту спящего города, обхватил голову руками и тихо попросил кого-то невидимого:

– Отведи, прошу. Чем угодно отдам…

– Погнали дальше? – Леха выбрасывает окурок и поднимается с рюкзака.

– Сейчас. Записку только напишу, – отзываюсь я, вытаскивая карандаш из кармана анорака. Анорак раскрашен в национальные украинские цвета. Или шведские. Кому что нравится.

– На хрена?

– Положено. Вдруг с нами что-нибудь случится? Спасатели знать будут, что мы на Западном Казноке были двенадцатого августа. И пошли на Восточный!

– И что с нами может случиться на единичке? – скептически кривится в улыбке Леха.

– Не знаю. Барс нападет. Или медведь. Порвет в шелуху. А тела снегом засыплет!

– Какой медведь? Их тут отродясь не водилось! Барсов тоже! И где ты видел в Фанах в августе снегопад?

– Видел. В две тысячи восьмом. На Чимтарге.

– Двадцать минут и полтора миллиметра снега?

– Мальчики, вы это о чем? – удивленно спрашивает Надюха.

– Твой муж надумал попрактиковаться в русском письменном! – язвительно сообщает ей Леха. – Олег, не дури. Через полтора часа на Мутных будем. Лично доложимся. Можем даже к вечеру в лагерь успеть.

– Через два. А в лагерь нам не надо, нам на Мирали. Леха, не мешай! Порядок есть порядок, он должен быть, и никак иначе. Тем более я тебя руководителем пишу… Все, убираем в тур и пошли.

Спор увядает из-за исчезновения причины. Взваливаем на плечи рюкзаки и неспешно двигаем по тропе в сторону соседней седловины. Сложный и тяжелый путь до следующего перевала занимает ровно пять минут. Снимаю рюкзак у тура и вновь занимаюсь эпистолярным творчеством.