Анатолий Спесивцев - Казак из будущего. Нужен нам берег турецкий!

– А… вдруг… может… – здесь иногда слушатель пытался с ходу придумать версию не янычарского покушения. Всегда неудачно. Никто так и не догадался до способа, придуманного в Азове.

После иногда кратких, иногда длительных обсуждений все приходили к мнению, что взорвать мины можно было, только находясь рядом с ними. Следовательно, без участия людей из охраны султана обойтись не могло. Окружали же его воины из оджака, капыкуллу.

Тут же возникал следующий вопрос:

– Почему храбрецы-янычары пошли на предательство?

– Говорят, он решил от них, иноземцев, отказаться, а в войско нас, османов, призывать. И все привилегии – нам, истинным османам! А тяготы – на иноверцев переложить. Ну, им, ясное дело, не понравилось, среди них-то османов нет. Не все, правда, предать решили, вот поэтому не удавили его, как брата, а покушение устроили. Будто это франки из-за моря его убить решили. Да и с верой у них – непорядок. Мы который год с еретиками-шиитами воюем, а янычары-то, оказывается, – тайные шииты!

– Да ты что?!

– Точно тебе говорю! Иначе давным-давно этих дикарей-кызылбашей победили бы. Да вот янычары со своими братьями по вере воевать не хотят.

– Как же этого, ну, что они – шииты, раньше не замечали?

– Почему не замечали? Прекрасно обо всем знали. Ты что, не знаешь, кого янычары больше всех славят? Зятя пророка – Али. Точь-в-точь, как проклятые шииты. Только кого волнует, как там рабы в Аллаха верят? Воюют храбро, ну и ладно. Вот и не обращали раньше на это внимания. Но, видно, эта гниль окончательно источила их продажные сердца, и они решили предать повелителя.

– Да ты что?!

– Но Аллах все видит! Вот и послал, говорят, ангела Джабраила на спасение халифа всех правоверных.

– Аллах, конечно, видит и знает все. Только с чего он вдруг решил в земные дела вмешиваться?

– Кто мы такие, чтобы судить Аллаха? Решил и сделал. Все в Его воле! Аллах велик!

Аргумент был неубиваемый для подавляющего большинства простых мусульман Анатолии. Если даже в конце двадцатого века с образованностью в Турции были немалые проблемы, то уж к середине века семнадцатого большинство тюрок там были безграмотны. В отличие, кстати, от Крыма, где большинство татарчат-мальчиков получали какое-никакое, а образование – в медресе. Даже язык правящей верхушки османов коренным образом отличался от языка простых турок и курдов. В нем персидских слов было в два с лишним раза больше, чем тюркских, а арабских – почти столько же. Выходцы из главной нации империи у османов очень редко становились высшими чиновниками. Ведь их обычно выдвигали из корпуса капыкуллу, где турки были редкостью. К тысяча шестьсот тридцать восьмому году в Анатолии более полувека практически непрерывно шли народные восстания против властей. Недовольство своим положением почти всех групп населения, кроме оджака и священнослужителей, зашкаливало. Не сыграть на подобной слабости было глупо.

Сценарий этих бесед разработали еще в Азове, при подготовке к покушению на Мурада. Так получилось, что среди узкого круга посвященных в тайну единственным человеком, имевшим исламское образование, был Срачкороб. Человек, вне всяких сомнений, умный и изобретательный, однако… вызывавший сильное сомнение у остальных посвященных своей неистребимой тягой к шуточкам, причем – самого неприятного толка. Но расширять круг посвященных побоялись, вынуждены были следовать его советам. После долгих сомнений решили, что шанс на дополнительную смуту у врага – великое благо, а там, глядишь, и Лжемурад объявится.

Казаки, чисто говорившие по-тюркски, турки или курды по происхождению, разыграли такие сценки в Трабзоне, Синопе, еще паре городов. Расчет попаданца на дальнейшее распространение слухов уже без казацкой помощи оправдался. Сыграло свою роль и то, что опознать уверенно труп султана не удалось. Слухи зажили собственной жизнью, покатились по Анатолии, обрастая подробностями, порой самыми причудливыми. Теперь в них особенно педалировалось выраженное халифом желание отменить авариз (чрезвычайные военные налоги, ставшие в условиях непрерывных войн нестерпимыми) и запретить ильтизам (систему откупа налогов). Аристократ по происхождению, Срачкороб такими мелочами себя не утрудил, а остальные азовские бандиты пролоббировать чаянья простых земледельцев, естественно, не догадались. Турецкие землепашцы сделали это сами. А вот на шиитский оттенок в вере янычар селянам было… Ну, в общем, не волновало их это. Зато в городах тему веры подхватили и развили. Сразу нашлось много наблюдательных, которые все-все видели, да никак сказать не получалось.

Янычары пользовались в государстве огромными льготами и привилегиями, обратить против них зависть и злость других слоев населения, в том числе и военного, было несложно. Пока, поначалу, слухи были только слухами, оджаку они ничем не угрожали. Но весь расчет строился на том, что враги у капыкуллу обязательно объявятся, уж очень сладкая и заманчивая это цель – власть в огромной державе. Во время гражданской войны подобные разговоры среди населения уже далеко не так безобидны, как при сильной власти.

Естественно, дезинформационная и пропагандистская кампании разрабатывались не только для Анатолии, просто операцию «Лжемурад» было запустить дешевле и легче всего.

Шахиншах Сефи был увлеченно занят делом. Немудрено, что увлеченно, потому как дело было любимым: он обговаривал с миршикар-баши (главным ловчим) и курчи-агасы (сокольничим) предстоящую большую облавную охоту. Усатые и чубатые молодцы очень старались угодить господину. И радовали его глаз своим воинственным видом. Если скучные государственные обязанности наводили на него тоску, то к охоте шах был неравнодушен и, не без оснований, считал себя хорошим лучником. Воспитанный в гареме и неожиданно для себя получивший власть после смерти великого деда, шаха Аббаса, Сефи оказался плохо подготовленным к управлению огромной и нестабильной державой. Из всех качеств выдающегося предшественника он унаследовал только патологическую подозрительность и жестокость.

«Как удачно предки придумали! И увлекательная охота, и одновременно большие военные учения. Наша конница опять потренируется действовать согласованно с исполнением сложных маневров, а я всласть поохочусь».

Время для охоты было неурочным: обычно она проводилась осенью. Но кто смеет указывать царю царей уместность или неуместность каких-либо его действий?

«Нашелся один, смевший спорить, думая, что военные заслуги спасут его от гнева шахиншаха, да ошибся. Имам Кули-хан стал примером того, как опасно противоречить повелителю. Да и вообще он мне давно не нравился – вроде бы еще его отец ислам принял, однако что-то гяурское в нем оставалось. Всегда найдется, кому войско в бой водить, и без него. Если понадобится, сам поведу, у меня, шахиншаха, это наверняка получится не хуже, чем у какого-то армяшки».