Дмитрий Дивеевский - Ось земли

Наконец Севка подошел к ней и спросил:

– Тебе нехорошо, что-то стряслось?

Она кивнула:

– Стряслось.

– Выйдем, поговорим?

Они вышли в коридор и сели на подоконник. Воля вынула из кармашка юбки носовой платок и молча заплакала, аккуратно промокая слезы.

– Я беременна.

Севка смотрел на нее будто не понимая, о чем речь. Он уже несколько месяцев сожительствовал с девушкой и никогда всерьез не задумывался о последствиях. Блаженное состояние души сделало его ленивым и самодовольным. Он существовал так, как наверное люди могут существовать очень редкие периоды в своей жизни. У него все было хорошо, и он поднимался и ложился спать не потревоженный чем либо. Теперь все круто менялось. У них будет ребенок. Первоначальная растерянность прошла и парень обрадовался:

– Отлично! Будет сын!

– Сева, мы же учимся.

– Ну и что? Поедешь рожать к моим. А попозже я подъеду. Будем жить-поживать и добра наживать.

Воля внутренне расслабилась. Она побаивалась сообщить Булаю о беременности, но все обошлось. Значит, теперь можно завести речь и о женитьбе.

– Мы не расписаны.

– На весенних каникулах распишемся, это быстро делается.

– Меня даже твои родители не знают.

– Вот беда, узнают. Поедем к ним с ближайшей оказией и узнают.

Они вернулись в комнату, где веселье шло полным ходом. Теперь Воля тоже танцевала и подхватывала застольные песни.

В жизни Севки начался новый этап – он стал привыкать к мысли, что скоро станет отцом. Состояние это приносило ему благостную расслабленность и светлое восприятие всего происходившего вокруг. Он не замечал даже того, что несмотря на беременность, Воля относилась к нему все холодней и холодней. Парень списывал эту холодность на ее особенное состояние, хотя беременности было всего несколько недель сроку и Воля переносила ее без труда. Она с затаенным чувством напряжения ждала знакомства с Севкиными родителями, потому что инстинктивно понимала, что от них очень многое зависит в ее дальнейшей судьбе. Главное для нее сейчас заключалось в том, чтобы создать будущее для себя и ребенка.

Наконец настал праздник 8 марта и техникум распустили на трехдневные каникулы. На дороге еще уверенно держался зимник и окояновцы добирались домой на санях. Выехали поутру под звуки капели, звонко извещавшей о конце зимы. Воля полулежала в сене, закутанная в тулуп, чувствовала на животе теплую руку Севки, который притулился рядом, смотрела в синее мартовское небо и грустные думы чередой проходили через ее голову.

Да, ей не повезло в самом начале жизни. Она родилась в благополучной семье и имела все шансы добраться до хорошего положения. Ведь не случись трагедии, перед ней открылся бы путь в любой горьковский институт, а затем и престижная работа была бы обеспечена. Престижная работа, интеллигентный муж, большой, красивый город, культурная жизнь. Все это было вполне достижимо. Но трагедия перечеркнула будущее черной жирной полосой. Вместо престижной работы и приличного мужа впереди жизнь в грязном Окоянове или еще хуже, в деревне, с нелюбимым человеком в ранге аж колхозного агронома, воспитание босоногих и чумазых детей, которые будут играть с козами и свиньями…Да и этого еще надо достичь. А то, не дай Бог, не так будущей свекрови слово скажешь, и ляжет она поперек женитьбы…

Отец и мать встречали молодых на пороге. Севка заранее передал с оказией весточку о том, что приедет с невестой. Родители улыбались гостям, но в их глазах читалось пристальное внимание к девушке. Какова она, что за пара будет нашему сыну?

Сходили с дороги в специально для них протопленную баньку и затем вернулись в дом розовые от жара и березового веника. Сели за стол, начали неторопливый застольный разговор. На сей раз его вела мать Севки, Анна Егоровна. Она подала гостям куски горячего пирога с гречкой, налила молока.

– Слава Богу, стали жить по человечески. Есть чем гостей попотчевать да и сами не голодаем. Слава Богу. Кушайте, кушайте, Волечка. У нас все по деревенскому, все просто.

Воля уже успела мельком осмотреться и понять, что это правда. В севкином доме стояла простая мебель местной выделки, кованые сундуки для белья, горка для посуды, железные кровати с коваными же решетками, на некрашеных полах лежали домотканые половики. Единственным украшением комнаты был двухведерный никелированный самовар с медалями, доставшийся семье по наследству. В красном углу, перед киотом мерцала лампада, на стене висело несколько старинных фотографий и часы-ходики. Дом по деревенским понятиям был просторным. В нем имелась одна большая и две маленьких комнаты, разделенных дощатыми перегородками, а также кухня с большой печью, способной уместить на лежанке четырех взрослых человек. На кроватях горой лежали подушки с вышитыми наволочками, на печи, за занавеской, сохли валенки, источавшие запах мокрой овчины. За печью, на скамье хозяйка поставила бадьи с приготовленным на утро кормом для животных. Из этого угла также наплывал кислый запах свекольного и картофельного варева.

Вся эта картина вызывала у Воли раздражение, но она через силу улыбалась и кивала головой.

– Ну что Вы, Анна Егоровна. Ваши угощения для нас одно объедение. В техникуме не балуют.

– Знаю, знаю, Сева рассказывал. А все же лучше, чем никак. Кормят, все таки. Вон Сева какой на овсянке вымахал – выше отца. Да и в плечах тоже не хлипкий. Ты сама-то ведь городская, я слышала. Небось, нелегко к нашей жизни привыкать?

В разговор вмешался Севка:

– Мам, у нас разговор посерьезней будет. Жениться мы хотим.

Родители, конечно, знали, что коли сын везет невесту, то дело пойдет к этому. Но чтобы так сразу….

– Как то неожиданно сынок – вступил в разговор Дмитрий Степанович. А как же вы устраиваться думаете?

– Воля осенью родит. Вот от этого и будем танцевать. Я закончу учебу, пойду работать, пока в армию не заберут. Воля со мной. А как заберут – с вами будет жить. С ребенком.

– Родители слушали сына слегка оторопев. Он был для них еще несмышленышем, совсем недавно покинувшим родительский дом. И тут вдруг такое. В тоже время, удивляться было нечему. В крестьянстве всегда рано женились и обычай этот пока сохранялся. Севке в этом году стукнет девятнадцать – не такой уж и зеленый возраст. Да и невеста не ребенок.

– Ну, что ж Сева, Воля, вы уже взрослые, знаете, что делаете. Коли решили, значит так тому и быть – молвил старший Булай. А тебя, Волечка мы с радостью в свой дом примем. Лишь бы между вами все было хорошо.

Дмитрий Степанович сказал последнюю фразу с нажимом. Девушка ему не понравилась. Он понял, что она играет первую скрипку в отношениях с сыном и имеет тяжелый характер. Он давал Воле понять, что понял ситуацию и смотрит за ней. Воля тоже почувствовала смысл сказанного и напряглась. Ей не понравились проницательные карие глаза будущего тестя. Этот похожий на цыгана мужик был не из простых. Он грамотно говорил и прожигал своими глазами насквозь.