Дмитрий Дивеевский - Ось земли

Отец Петр решил уйти во внутренний затвор и это облегчало ему жизнь. Он давно приучился к монашескому правилу – постоянно повторять про себя Иисусову молитву: «Господи, Иисусе Христе, сыне Божий, милостив буде мне грешному». В голове его словно сложилось два слоя мыслей. В одном слое постоянно звучала эта молитва, а в другом незаметно текли размышления о сущем. Поначалу Отец Петр общался с внешним миром лишь по необходимости, что было скорее типичным образом поведения для лагеря. Людей мрачных и замкнутых здесь было немало. Он старался ни с кем сближаться, но это плохо получалось. Его скромная и молчаливая манера располагала к доверию и чем дальше, тем больше к нему стали тянуться другие заключенные. Многим хотелось излить душу, найти опору в свалившейся беде и отец Петр невольно оказывался единственным человеком, к которому можно было обратиться с исповедью.

В первые месяцы лагерной жизни тягостная тоска, сгустившаяся на душе священника после ареста, мешала ему помогать страдальцам, но выбора не было. Люди шли к нему и постепенно он втянулся в эту привычную для себя работу. Отец Петр с радостью почувствовал, что даже здесь, в жестоких лагерных условиях, бьется родничок веры. Его не удивляло то, что вчерашние атеисты и строители «светлого будущего», оказавшись в неволе, быстро обращаются к Высшей Силе в своих надеждах на лучшую долю. Будто не они еще вчера разрушали храмы и глумились над священнослужителями, будто не они считали себя пупом земли, выше которого ничего в мире нет. Оказывается, Господь смотрел на них всепрощающим взглядом и ждал, когда они придут к пониманию собственного своего бессилия перед Вечностью. Ждал и прощал.

Оживление духовной жизни вокруг отца Петра не осталось без внимания и у лагерного начальства. Однажды к работавшему метлой священнику подошел лейтенант Сикора со своими псами. Он молча постоял рядом, а потом, глядя в сторону, сказал:

– Религиозная пропаганда в СССР запрещена, заключенный Воскресенский. А в лагере за нее можно поплатиться жизнью. Понято?

И не дожидаясь ответа, неспешной походкой удалился. Священник хотел было вдогонку спросить лейтенанта, в чем тот усмотрел религиозную пропаганду, но понял, что это бесполезно и продолжил работать метлой. Напряжение, которое замутило душу при появлении лейтенанта, с помощью Иисусовой молитвы быстро улетучилось и он закончил день в умиротворенном состоянии духа. Он не видел нужды делать выводы из слов Сикоры.

Перед отходом ко сну отец Петр, как всегда, достал из под соломенного тюфяка небольшой крест, изготовленный им из сосновых брусков, приставил к изголовью, опустился на колени и стал творить вечернюю молитву. К нему тенью подошел Клюев и встал рядом. Он шептал молитву и крестился, а перед тем как закончить, также встал на колени. Отец Петр подумал, что теперь-то уж Сикора точно обвинит его во втягивании нестойких заключенных в религию, но ничего не сказал Клюеву. В душе его затеплилась искра радости, ведь Клюев совершил мужественный поступок ради веры. Значит, не зря эти муки. Значит, он нужен здесь, в неволе. Священник знал, что не выйдет из лагеря живым. Знание это пришло к нему простым и естественным образом. Когда в первый день пребывания в лагере, он обнаружил за бараком небольшое кладбище, на котором заключенные хоронили своих товарищей, он обратил внимание на дикую рябинку в углу погоста. Какой-то неведомый голос шепнул ему: вот под этой рябинкой твое место. Отец Петр с тех пор частенько приходил к рябинке в свободные минуты и присаживался под ее кроной. Рябинка шелестела своими резными листьями и словно шептала ему на ухо что-то ласковое и вечное, что должно звучать в душе каждого человека.

Отца Петра поместили в лагерь ранней осенью, а ближе к зиме в бараке вставали на молитву уже несколько человек. Они не собирались вокруг священника, каждый стоял у своих нар, но осеняли себя крестным знамением и у некоторых появились самодельные деревянные кресты. Отец Петр воспарил душой. Он уже чувствовал себя приходским батюшкой, у которого есть паства и который ей очень необходим. В то же время он ощущал, что в воздухе накапливается напряжение и ждал встречи с Сикорой. Встреча была неизбежна и он готовился к ней.

Встреча эта действительно произошла. В самом начале трудового дня, когда тусклый ноябрьский рассвет еще только-только побелил край горизонта, священник вез к террикону тачку опилок. Он был углублен в себя и как всегда повторял Иисусову молитву. Внезапно что-то могучее ударило его в спину и повергло на землю. Он упал лицом в мерзлую, пропитанную опилками грязь, услышал грозный собачий рык и ощутил острую боль от впившихся в шею клыков. Тут же последовал окрик и пес ослабил хватку. К отцу Петру неспешно подошел лейтенант Сикора и остановился над ним, похлопывая по сапогу концом поводка.

– Я не люблю, когда мои предупреждения не выполняются. Больше предупреждений не будет. Понято?

Он коротко свистнул псу. Тот соскочил со спины священника, встал рядом с хозяином и оба не спеша проследовали к дальним баракам.

Лагерный фельдшер из заключенных осмотрел раны от собачьих клыков на шее священника, промыл их карболкой, замотал шею сыпучим марлевым обрезком и сказал:

– Собаки у него как львы. Не думайте, что они вас покусали. Они только показали зубы. Если бы пес рванул мясо – порвал бы все сухожилия, а заодно и покрошил бы позвонки. Страшные звери. В прошлом году один заключенный сошел с ума и вырвался через колючку в лес. Как он это сделал – до сих пор не понятно. Колючка три метра высотой, в два ряда. Между рядами охраняемая зона, часовой на вышке. А он вырвался. Наверно, только сумасшедшие на такое способны, в них открываются невероятные силы. Ну вот, за ним пошла погоня и лейтенант тоже своих зверей спустил. Что они с бедным беглецом сделали – страшно было смотреть. Один волкодав ему все лицо свез, другой когтями живот порвал так, что кишки наружу выпали. Не связываетесь Вы с Сикорой. Он такой же зверь как его волкодавы.

Отец Петр знал, что лейтенант несравненно страшней своих волкодавов. Он происходил из той же породы, что Хлунова. Но выбора у него не было Его долгом было противостоять Антихристу и он не колеблясь шел своим путем.

На сей раз встречались в Чешском Краловце. Один из красивейших городов мира привлекал к себе толпы туристов, и посещение его входило в обязательную программу любого, кто захотел по-настоящему ознакомиться с со старой Европой. Расположенный на горных склонах южной Чехии, этот город поражал воображение необыкновенными пейзажами и архитектурой, в которую вложили свою душу и немецкие и чешские зодчие. Его крутые улочки, мосты и площади создавали такую непередаваемую игру городских видов, что хотелось бесконечно сидеть где-нибудь за столиком уличного кафе, вслушиваться в шум быстрой речушки и любоваться этой красотой, созданной сразу двумя гениальными стихиями: стихией природы и стихией человеческого духа.