Андрей Мартьянов - Без иллюзий

Русский посветил в мою сторону фонариком, потом что-то крикнул наверх. Появилась женщина — толстая женщина в толстом полушубке, ремень едва сходился на ее талии. На плече у нее болталась сумка с крестом.

— Я врач, — проговорила она на спотыкающемся немецком. — В Сталинграде среди немцев эпидемия. Тиф, дизентерия. Нельзя, чтобы распространялась. Ферштейн? Это ясно? Больные есть?

Все молчали.

— Не бойтесь, — сказала она, явно поняв, о чем все подумали.

Вообще-то пристрелить меня — было бы самым правильным. Я бы не колебался.

Она подошла ко мне и внимательно посветила в мое лицо. Я криво улыбался. Губы у меня тряслись. Она выглядела очень строгой, как будто намеревалась отчитать меня за плохое поведение. На миг мне подумалось, что она спросит — что я, взрослый человек, делаю среди этих мальчишек?..

Леер снова показал листовку и повторил, что поверил большевистской пропаганде — что с нами будут хорошо обращаться. Русский подтолкнул его в спину, без злобы, но довольно сильно. Леер, спотыкаясь, выбрался из подвала.

Фриц подошел ко мне ближе и загородил собой.

— Не трогайте его, — сказал он зло.

Краевски куда-то исчез. Я не видел, чтобы он сдавался. Возможно, он ушел еще вчера. Я плохо соображал в последние дни.

Женщина сказала что-то непонятное, потом повернулась к своему спутнику и о чем-то распорядилась.

— Послушайте, — проговорил я, обращаясь к ней, — послушайте, вас наградят… сообщите моему брату…

Уж кого-кого, а моего брата теперь разыскать будет нетрудно, думал я.

Русский подошел к Фрицу, схватил его за пояс и оттащил от меня. «Davaj!» — повторил он сердито. Фриц задерживал их.

Фриц пытался сопротивляться, но русский ударил его по голове и вышвырнул из подвала.

— Мой брат, — еще раз сказал я. — Сообщите моему брату, пожалуйста.

Женщина-врач смотрела на меня, не понимая.

Потом с важным видом кивнула и произнесла по-немецки:

— Да. Все люди братья.

И полезла из подвала наверх — распорядиться о чем-то. Я слушал ее громкий, грубоватый голос, и мне хотелось смеяться.

14–15 сентября 1942 года.

Винница — Киев

— Вы вот это видели?..

Генерал-полковник Фридрих Фромм извлек из бокового кармана кителя сложенную вчетверо газетную вырезку. Передал мне.

Статья на английском языке, одна колонка. Я сразу обратил внимание на подпись — ничего себе, Роберт Мак-Гован Баррингтон-Вард, главный редактор «The Times»!

Броский заголовок: «Наперегонки с зимой». Строчкой ниже, шрифтом помельче — «Германские надежды: уничтожить Россию к 31 октября».

В первом же абзаце упоминается «тридцатисемилетний немецкий инженер-архитектор, профессор Альберт Шпеер, один из наиболее доверенных и приближенных людей Гитлера».

— Что за чертовщина? — я поднял взгляд на Фромма. — Где вы это раздобыли?

— Вражеская пресса исправно доставляется через Испанию и Швецию, — пожал плечами генерал-полковник. — Английским владеете? Прочитайте внимательно. Уверен, на статью уже обратили внимание все заинтересованные стороны, начиная от рейхсляйтера Бормана и заканчивая вашими оппонентами в окружении Геринга…

Мы прогуливались по аккуратно усыпанным речным песком дорожкам в мрачноватом хвойном лесу к северу от украинского городка Винница. Здесь, на левом берегу Южного Буга, располагалась еще одна «главная квартира фюрера» — комплекс «Вервольф», куда в июле были перенесены ставка и штаб оперативного руководства ОКВ. Территория поменьше, чем в Растенбурге, но тоже построено с размахом, а прежде всего здесь достаточно пространства для уединенных прогулок без лишних и навязчивых свидетелей.

Генерал Фромм пригласил «подышать свежим воздухом» сразу по моему прилету из Берлина, я едва успел оставить личные вещи в гостевом домике. Не скажу, что «Верфольф» производит благоприятное впечатление: день солнечный, теплый, в лесу пахнет грибами и сыростью, однако ветви темно-изумрудных елей, сплетшиеся над нашими головами, создают густую тень, а поскрипывание стволов окончательно превращает декорации в подобие готического романа. Так и ожидаешь, что из-за очередного поворота покажется бородавчатая ведьма из стихов Новалиса или новелл Эрнста Гофмана. А то и гриммовский людоед…

— Поняли теперь? — Фромм, заметив, что я закончил чтение, остановился. — У «Таймс» отличные информаторы, не находите?

— Можно позавидовать, — кивнул я. — Причем есть веские основания полагать, что носят они форму СС.

— Вовсе не обязательно, — ответил генерал-полковник. — У вас хватает недоброжелателей, Шпеер. Особенно в партийной среде.

Судя по датировке наверху газетной страницы, статья в «Таймс» вышла 7 сентября, четыре дня назад. Мистер Мак-Гован очень смело интерпретировал мои слова, произнесенные на одном из расширенных совещаний в присутствии Мильха, Фромма и еще полутора десятков ведущих руководителей промышленности и тыла.

«Наше чувство всем нам подсказывает, что в этом году мы стоим перед решительным поворотом нашей истории, — вот точная цитата, дословно воспроизведенная Мак-Гованом. — Война должна быть завершена в кратчайший срок; если это не удастся, то Германия ее проиграет. Мы должны закончить боевые действия до конца октября, до начала зимы, или мы потерпим поражение. И выиграть войну мы можем только тем вооружением, которое у нас есть в данный момент, а не тем, которое появится в будущем году».

Далее главный редактор «Таймс» делал приятные лондонскому читателю выводы — если пораженческие настроения распространились даже на рейхсминистра вооружений и боеприпасов, то «кровь, пот и слезы», некогда предложенные Уинстоном Черчиллем народу Британии, целиком оправданы; вместе с американскими и русскими союзниками мы сумели поколебать фундамент, на котором зиждется непрочное здание «Тысячелетнего рейха». И так далее, и так далее.

Нехорошая статья. Не сомневаюсь, она давно легла на стол Гитлеру и он оценил содержание. Вообразим реакцию Черчилля, появись в «Фёлькишер беобахтер» подлинное заявление фельдмаршала Артура Харриса с аналогичным контекстом.

— Вас пытаются скомпрометировать, Шпеер, — сказал Фромм. — Свои же. Иначе каким образом ваши слова стали известны за Ла-Маншем? Интрига примитивная, но действенная. В то, что на тогдашней конференции присутствовал английский агент, я не верю, слишком высокопоставленные лица были приглашены. Тем не менее одно из этих лиц отыскало способ передать стенограмму на Запад. Прекрасно понимаю английских пропагандистов, ход их мыслей совершенно прозрачен — нельзя упустить возможность выбить из-под вас кресло, вы стали чересчур опасной фигурой.