Дмитрий Старицкий - Фебус. Принц Вианы (СИ)

Трактирщик кстати не обманул и добыл для меня вкусно пахнущее нежное венецианское мыло, дающее обильную мягкую пену.

Потом Элен мыла мои волосы и сушила их льняной простыней. Кстати мне постричься, точнее — слегка укоротить волосы не мешало бы, а то уже ниже плеч болтаются, что не есть хорошо по местной дворянской моде, не допускающей пока волосы ниже ключиц.

Моет моя белошвейка мои кудри и пришептывает, как она мне завидует, что у меня волосы сами собой слегка вьются, а ей приходится спать с деревяшками, на которых волос наматывается, а это неудобно и даже больно временами.

Ласковая она — Ленка. Я решил ее при себе оставить. В койке она мне нравится, а регулярный секс для моего нового возраста — это благо. Моча в голову бить не будет. Не буду на матушкиных фрейлин кидаться, что чревато не только политически, но и чисто гигиенически. А Ленка моется с удовольствием. И научил я ее уже многому из насладительного арсенала третьего тысячелетия, от чего местные проститутки тут априори шарахаться будут, не то что «дамы из общества». Да и не будет у меня времени не только на придворные интриги, но и на соблазнение местных дворянок — работать надо, пахать аки пчела. Да и надежнее так с моей точки зрения — никто не то, что в инквизицию, просто приходскому викарию* не стукнет. А Ленку я попутно обучил, что на исповеди надо каяться только в «блуде», без подробностей. И вообще она девица красивая, есть на что посмотреть, и за что подержаться. А вот связей в Наварре у нее никаких, что тоже немаловажно. Просить что-либо у меня она сможет только за семейство часовщика, если уговорит их переехать за море. А те у меня будут при деле, и если сделают, что я задумал, то будут и так с прибытком хорошим.

Потом мерили на меня новое белье и ржали непонятно с чего. Просто нам было хорошо вдвоем. После третьего сеанса стимуляции семейства часовщика к переезду оделись и пошли обедать. Довольные жизнью и даже несколько вальяжные.

За столом я объявил своим людям, что Элен Тиссо моя новая личная камеристка, что было воспринято вояками даже несколько равнодушно. Покивали головами, приняли к сведению и опять ложками махать. Разве что Микал зыркнул слегка недовольно — конкурентку почуял за место подле меня.

Я к чему это, да к тому, что не удержался на рынке и купил своей камеристке в подарок узорчатые серебряные серьги с крупными овальными аметистами. Камень верности. Три ха-ха.

А так, сам собой, нантский рынок особого впечатления не произвел, базар как базар, похож даже несколько на рынок в египетской Александрии двадцать первого века, разве что никто за руки не хватает, и не орет в ухо. Нет, тут продавцы столбами не стоят как в Москве, все активно расхваливают свой товар на все лады, но с некоторой культурностью что ли. А вот навесы от солнца очень даже похожие.

В посуде много изделий из дерева и глины, металла мало все больше немецкое или английское олово. Грубое. Насколько понимаю, что-то более престижное заказывают у соответствующих мастеров напрямую. Тут же в продаже исключительно ширпотреб. Но и цены весьма и весьма демократические.

Торгуют по рядам. Ряд — отдельный вид товара. Пословица русская: «Куда прешь со свиным рылом да в Калашный ряд» как раз не про то, что у чела морда похожая на свиное рыло, а про то, что он прется продать свиную голову там, где торгуют хлебобулочными изделиями, чем злостно нарушает правила торговли.

Походя, купил себе дюжину льняных полотенец и столько же салфеток. Пару простыней и скатерть. Один стрелок тут же превратился в носильщика.

Походный погребец еще присмотрел с набором простой серебряной посуды разумных размеров для пития, (а то тут везде кубки минимум на пинту, а то и на литр с гаком). Кроме стаканчиков двух размеров в него входили две литровые фляги, мелкие тарелки; солонка и перечница с крышками, но без дырок; комплект столовых ножей и ложек, тоже серебряных. Все на четыре персоны. Вилок нет, придется заказывать отдельно. Все в аккуратном чемоданчике из толстой бычьей кожи, с креплениями, чтобы не побить и не поцарапать в дороге и заранее приготовленными местами для скатерти и салфеток. Нужная вещь. Сначала приценился к ней сам и, сделав вид, что мне не понравилось, ушел. А отойдя, послал стрелка купить этот погребец как бы для него. Вышло в два раза дешевле. Народный налог на понты еще никто не отменял, а у меня на шее золотая цепь ордена Горностая.*

Еще разорился на заранее очиненные фазаньи перья, бронзовые перочинный ножик и чернильницу с песочницей — тоже в походном варианте, все, кроме чернильницы, складывалось в узкий деревянный пенал со сдвижной крышкой. Носился такой пенал на поясе, на завязках. Тут всё на поясе носят — до карманов еще не доросли. А чернильница вешалась как орден на шею на приличной такой цепи — кобель не сорвется.

И с самого края базара зацепил на излете большой набор аккуратно сделанных гребешков и расчесок из можжевельника с зубьями разной частоты, а то волосы длинные — за ними уход нужен. Пусть Ленка трудится. Я ей еще ножницы закажу. Нормальные. С винтиком.

Дверь дома банкира встретила нас новой архитектурной формой: на слуховое окошко снаружи была прибита бронзовая решетка. Быстро тут у них решения принимаются. Уважаю. А может это порка привратника так стимулировала. Да и нос у него как бы ни разу не казенный.

В этот раз мы даже в дверь постучать не успели, как она резко открылась настежь, едва мы вступили на крыльцо, и встречал нас на пороге сам хозяин дома в почтительном поклоне.

Долго в доме Вельзера мы не задержались. Ровно настолько, насколько потребовалось мне времени на варку кофе, его дегустацию и на выслушивание хвалебной лести моим кулинарным изыскам. Даже с кухни никуда не уходили.

Будущий беарнский эскудеро* был заранее облачен в дорожное платье и собран, ему на улицу вывели коня — красивого вороного фриза*, и в сопровождении двух своих вооруженных слуг на ронсенах* он повел нас из города знакомить с капитаном галеры.

Скакать пришлось прилично, километров пять-шесть от города на запад, почти к эстуарию* Луары.

Путь наш проходил мимо сгоревшего порта, напоминавшего скорее кладбище кораблей. Останки пакгаузов энергично разбирали погорельцы, стараясь найти что-либо чудом сохранившееся от пожара. Мелкий древесный уголь ссыпали в бурты, а обгоревшие, но еще целые бревна укладывали в штабеля для продажи на дрова.

— С удовольствием раскупят их горожане, ваше высочество, — просветил меня банкир. — Цена будет очень привлекательной, ибо, чем скорее расчистят пожарище, тем быстрее купцы приступят к возведению нового пакгауза.

— Мэтр Иммануил, а почему пакгаузы не строят из камня? Его же вокруг города полно.