Дмитрий Бондарь - О Тех, Кто Всегда Рядом!

— Они уже знают об этом.

— Как? Ведь он никуда не уходил! Он бы не успел! Это колдовство какое-то?

Мне кажется невозможным, нереальным ее заявление, я думаю, что она специально пугает меня, чтобы я вернее служил.

— Колдовство? Нет, человек Одон, это не колдовство в твоем понимании этого слова. Просто Туату видят глазами своих Анку. Если того пожелают. А сейчас я разговаривала не с этим… червем, а с Младшей Хозяйкой Сида — Ниацри. Она здесь, в городе.

— И что она сказала про меня?

— Что очень рада тебя увидеть, что хочет отдать тебе сокровища своего Сида и назваться твоей женой до скончания века. Твоего, разумеется.

Я оглядываюсь и вижу перед собой нечеловеческие глаза, наполненные смехом:

— Врешь?!

— Вру, — весело соглашается Хине-Тепу. — Ниацри не стала бы интересоваться таким беспомощным существом как ты. Ты, человек Одон, для нее прах, пепел сгоревшего сто лет назад леса, щебень упавшей в океан скалы. Никто, пустое место. Меньше, чем пустое место.

На самом деле для меня эта Ниацри существо того же порядка — я не знал о ней ничего еще час назад и жил припеваючи. Ну не совсем припеваючи, скорее — сносно. У многих и такой жизни нет.

— Подумаешь! — дергаю подбородком. — Тем лучше!

Пока мы мило беседуем, я успеваю оглядываться вокруг. Улицы чуть шире, чем в Хармане, такие, что пара телег разъедутся не соприкоснувшись, домишки почти такие же, разве только трех- и четырехэтажных побольше, чаще встречаются паланкины и коляски, запряженные парой, а то и двумя парами лошадей, люди такие же как в моей родной деревне — в общем ничего особенного. Здесь не сидят на крышах Святые Духи, по канавам не течет молоко, а из открытых окон не таращатся на меня бесчисленные красотки. Если здесь и есть таковые, то предпочитают заниматься каким-то другими делами.

— Расскажешь, зачем мы сюда приехали? — спрашиваю у остроухой. — И куда мне теперь Фею направить?

— Пока прямо, — отвечает. — Нам нужно где-то остановиться, а ночью пойдем на городское кладбище.

Вот так и знал: свяжешься с этой кровососущей нечистью и кладбищ нипочем не избежать! А я их с самого молокососного возраста жуть как боюсь! Я и деда-то хоронить на почти заброшенное кладбище поперся только потому, что со мной почти вся деревня пошла! В одиночку я бы не пошел туда ни за какие сокровища! Очень мертвяков боюсь! Говорят, иногда в лунные ночи они поднимаются из земли и утаскивают в свое черное мертвое царство всех, кто попадется им на пути! За кладбищами издавна нехорошая слава повелась. Если обряд захоронения не провести как положено, то вскорости жди в гости посланцев из мира Смерти! Да есть ли такие, кто вообще не боится мертвяков?! Разве только Анку — тем вообще все безразлично, они сами куда хочешь любого мертвяка утянут.

— Слушай, — вспоминаю вдруг, — помнишь, ты грозилась сделать меня своим Анку? Я вот что подумал: а ведь это же невозможно!

— Почему это? — в голосе остроухой слышится легкое любопытство.

— Ну подумай сама: ведь Анку приходят за людьми, соблюдая строгую очередь. И хоть нам, людям, она часто непонятна, но она есть! И любое нарушение очереди будет нарушением закона! Поэтому, превратив меня в Анку, ты бы стала нарушительницей!

— И что? — она все еще не понимает.

Я уже и сам начинаю сомневаться в своей догадке:

— Разве не положено было Туату наказать тебя?

— Меня? Из-за тебя? — Хине-Тепу издает какой-то непонятный звук, похожий на комариный писк. — Человек Одон, ты слишком много о себе мнишь. Просто поверь, что если мне нужно будет сделать из тебя Анку, то препятствием этому будет только наша личная с тобой договоренность. И никакой закон, придуманный другими людьми или Туату, не сможет меня остановить.

Каждый раз, когда я начинаю думать, что немножко разобрался в мире кровососов, оказывается, что я не знаю ничего! И если так дела обстоят со мной, то что говорить о большинстве моих соплеменников? Бедняги, они ведь вообще ничего не знают!

Но соглашаться таким уничижением моей скромной персоны не хочется и я захожу с другого конца:

— Не зря же ваш Сид не пускают в наш мир? Если бы ты стала вести себя здесь так, будто ты из числа здешних Туату, то тебя бы точно наказали! Или даже весь ваш Сид!

— Чушь, — возражает Хине-Тепу. — Ничего бы не произошло. Мы пока еще не здесь не потому что имеем какие-то обязательства перед людьми, а потому что потеряли силу и не могли оградить свой Сид от опасностей. И те Сиды, которые могли это сделать, в те времена приняли нас под свою защиту — мы стали зависимыми и, значит, подчиненными. Но это было давно, а мир с тех пор сильно изменился. Теперь мы сильны, и осталось только доказать это.

— Ты хочешь сказать, что между людьми и Туату нет никаких договоренностей и то, что мы до сих пор живы — не результат соблюдения закона?

— Наверное, мне не следовало бы тебе этого говорить, но ты прав. Если мне нужен будет Анку, я возьму любого из вас и ни один Туату не станет мне перечить. Это мое право.

Святые Духи! Я начинаю беспокоиться за свой разум! Только в голове сложится более-менее четкая картинка о том, как устроен мир, как эта кровососка норовит разбить ее вдребезги!

Фея останавливается перед застрявшим в дорожной колдобине возком, вокруг которого бегают двое священнослужителей. Понаблюдав за суетой самую малость, я соображаю, в чем дело! Святое Уложение запрещает им работать в субботу, а худосочный возница не может в одиночку выдернуть колесо из рытвины. Он тужится, упирается руками и ногами, но если не считать вздувшихся на лбу жил, никакого толку от его усилий нет. У дверей ближайшего дома собралась стайка детей лет пяти-семи, они радостно обсуждают небывалое событие, громко галдят и смеются.

— Бесовы дети! Чтоб вас демоны прибрали! — зло бросает в их сторону слуга Святых Духов, детина с невыразительным лицом под выбритой макушкой и лопатообразными клешнями вместо обычных рук, но к колесу даже не думает прикасаться: соблюдение заповедей для него превыше всего сущего.

А второй священник, толстяк в пару стоунов весом, сверкающий злыми глазами из-под сросшихся на переносице бровей, узревает меня и ласково так говорит:

— Привет, парень. Не желаешь ли помочь нашему вознице? Тебе это зачтется!

Мне становится любопытно. Я не могу сообразить — каким образом мне зачтется такая незначительная помощь? Анку придет на пару недель позже? Но Хине-Тепу мне только что объяснила, что Анку приходят тогда, когда им нужно, а не когда я или еще кто-то с ними договорится. Может быть, мне будет даровано искупление? За такую-то малость? Что-то сомнение меня одолевает. Тогда что мне зачтется? Разве в Святом Уложении написано, что добрые дела плюсуются, а плохие вычитаются из общего итога? Нет, там прямо указано: «не считай совершенных тобою добрых дел и не совершай недобрых, только хороший человек наследует нам, но не тот, кто подобно купцу считает прибыли и убытки».