Марик Лернер - Восток

— А ты — нет?

— Честно — нет. Больше лишней звездочки на погоны не упадет, а я ее и так заработал своим горбом. Бьемся об заклад, получу?

— На самом деле странно смотрится капитан, отдающий указания полковникам, — сознаюсь. — Давно пора повысить в звании. Должность не соответствует.

— Мы… э… нерусские народности на эти вещи страшно чуткие. Порой и там, где нет, дискриминацию обнаруживаем. Однако здесь все правильно. Откуда у меня выслуга, я ж аккурат послевоенного выпуска общевойскового училища, и совсем неплохо поднялся. Известное дело, у нормального солдата в вещмешке генеральский лампас приготовлен, но мне они обрыдли с детства. Вечно кругом желтые мелькали. Совсем не стремился в армию — течением понесло. А так двигаюсь… Потихоньку-помаленьку. Десять лет с младшего лейтенанта до майора — приличная карьера. А уж по должности меня никому не перескочить.

— Стоп, — сказал я в недоумении, — Нуялис по Западному Туркестану все больше гулял. В Семиречье. В Ташкенте. Где вы с ним служить могли?

— Поймал! — обрадованно вскричал Тульчинский. — С тобой ухо держи востро! Я у него старшиной на Австрийской в роте был. Он что, никогда не рассказывал?

— Да не очень-то мы и виделись в последнее время.

— Зря, такой классный собутыльник. Хоть бей, ничего не скажет про служебные дела. Зато выпить можно и расслабиться. Подчиненные и начальство вечно смотрят с интересом, и не всегда доброжелательно, а Радогор по другому управлению. Ему мои дела фиолетовы. Можно просто о бабах потрепаться. Или о знакомых.

— А это точно не по служебным обязанностям?

— Тьфу на тебя. Нужен ты мне. Как раз отчебучил что-то про турок в «Красной Звезде» особо занимательное — вот и попался на язык. А, эта замечательная история про арест двух совершенно невинных иностранных журналистов. Как там бишь второго звали?

— Сальвадор Диас, — автоматически отвечаю.

— Ну! Два горячих парня с разных концов континента избили восемь турецких полицейских, явившихся их арестовать по подозрению в шпионаже. Потом выглянули в окно и обнаружили еще взвод, окружающий гостиницу. Это им крайне не понравилось, и, выйдя на улицу, они пинками гнали не понимающих, с кем связались, представителей суверенной Турции до самых окраин. Выстрелами из отнятых у должностных лиц револьверов разогнали практически всю местную власть. Пришлось для утихомиривания мирных и крайне добродушных иностранных граждан поднимать дивизию по тревоге и объявлять военное положение в провинции.

— Не писал ничего такого!

— Ну это мы уже совместно восстановили не договоренное честным и постоявшим за честь Руси репортером… под вторую бутылку. Под тосты о вашем здоровье, и пусть знают наших. Мне особенно понравилось искреннее негодование в статье, описывающей отвратительную подготовку полицейских и незнание ими необходимых процедур. Вроде предъяви они правильно оформленные ордера на арест — и вы бы не стали нагло бить в растерянные лица. Покорно бы позволили себя связать и препроводить в кутузку. Гы. Да я бы таких ухарей в военное время непременно к стенке поставил. Просто на всякий случай.

— Мы не стали дожидаться подхода дивизии, — скорбно сообщаю. — Срочно уехали. А то и среди турок попадаются любители отрезать головы.

— Обычай у монголов такой, — сразу понял. — Ничего не поделаешь. Кто доложил?

В дверь постучали, и, не дожидаясь разрешения, заглянул Красильников.

Благодаря ему я пристроился на полное довольствие. Даже личную койку отхватил. А что? Старый хороший знакомый. Успевший закончить артиллерийское училище по первому разряду [19] В зависимости от разряда получали при выпуске из училища звания. Первый соответствовал лейтенанту, второй — младшему лейтенанту. до войны и командовавший артдивизионом еще во времена, когда я только попал на фронт рядовым, после тяжелого ранения перевелся в формируемые бронеавтомобильные подразделения.

Сблизились мы, конечно, гораздо позднее, во время его командования наиболее боеспособной частью добровольческой бригады — бронепоездом. Стрелять они умели виртуозно, и не последняя заслуга в этом командира.

С виду простоватый, с совершенно не идущими ему маленькими усиками, вечно ходил в каком-то старом комбинезоне, иногда попадая из-за отсутствия признаков формы и знаков различия в дурацкие ситуации. Для нас важнее было умение точно попадать. Не раз бывало, «Забияка» накрывал мятежников первым же залпом. Видимо, неплохо учили артиллеристов в Саратовском заведении.

Зато и пили на бронепоезде по-черному. Это вообще была занимательная особенность добровольцев. Большинство не просто успело повоевать — основная масса состояла из офицеров или юнкеров. В бою вели себя очень грамотно, однако вне строя не считали важным соблюдать признаки дисциплины.

— Японцы прибыли, — доложил Красильников.

— Пошли, — сказал мне Тульчинский, поднимаясь. — Поможешь.

Перед штабным вагоном выстроилась шеренга молодцов при полном параде с выпученными от усердия глазами. Винтовки «на караул», на фланге офицеры во главе с Красильниковым. Оркестра вот не наблюдалось. Как-то не догадались с собой притащить.

Напротив почетного караула стояли трое в форме японской императорской армии. Даже с желтыми околышами на фуражках — вблизи никак не спутаешь с нашими доблестными хазаками. Совсем другой тип лица. Один чуть спереди, и по этим странным полупогончикам на плечах — майор. Какого шайтана нам в учебном полку в свое время кроме австрийских знаков различия вбивали еще и японские, мне и через годы не понять. Потенциальный противник. Однако пригодилось.

Майор подчеркнуто поклонился и застрочил по-английски. Я правильно сообразил, в чем помощь должна выражаться. Английского Тульчинский не знает. Запросто.

— Его зовут Окумура, — принялся бодро толмачить. — Он из Седьмой дивизии, стоящей в Люйшуне и Даляне. Он говорит, действия русской армии были блестящими, и по поводу разгрома китайцев японцы плакать не собираются. Однако они хотели бы уточнить, не полезем ли мы дальше и насколько далеко простираются наши претензии. Железная дорога на юг построена японским правительством, принадлежит ему, и имущество тоже. Да и вообще не мешало бы обсудить кой-какие хозяйственные и политические вопросы. Пока неофициально.

— Очень ворный перевод, — сообщил Окумура на почти нормальном русском языке. До меня не сразу дошло, что «ворный» — это вольный, он «л» не выговаривает. — Смысл тем не менее передан верно.

Японец оскалился, показывая мелкие кривые острые зубы.

— Русское командование стремится к скорейшей нормализации обстановки в этих районах, — с еще более широким оскалом сообщил Тульчинский. — Пожалуйте в штабной вагон — я вижу, переводчик нам не понадобится. — Он изобразил поклон, и воистину безупречно. Градусы наклона выверены абсолютно точно. Буквальное повторение японского.