Юрий Корчевский - Лекарь

— Была, только скинула. Бабы-то — они живучие, как кошки. Вот и я выжила. Матушка померла, это верно. И я уже доходила, из дома выбраться не могла. Видно, стража городская посчитала, что мы обе преставились. Дом подожгли, и даже внутрь не заходили. Выползла я кое-как, только обгорела. Нищие меня подобрали, у них и плод скинула. Как выжила — сама не пойму. Потом сюда, в лекарню приходила, а помощник твой сказал, что ты в Астрахань уехал, надолго.

— Ты и сейчас мне лицо не показывала, молчала. Так и ушла бы. Почему?

— Нет той красавицы, которую ты полюбил, Никита. Я ноне — уродка. И кому я такая нужна? Видела же я — отшатнулся ты, как лицо моё новое увидел. Не муж и жена мы теперь, пойду я. Думала я, что сможешь ты мне помочь рубцы убрать — хотя бы на лице.

— А как живёшь, на что?

— Кто меня такую страшную на работу возьмёт? Милостыню прошу. Подают — и то шарахаются, как от прокажённой. Подаянием и живу.

— Ну нет! — Никита решительно вскочил. — Мы с тобой в церкви венчаны, я муж твой законный. Как там священник говорил? «В горе и радости, здоровье и болезни? И только смерть разлучит нас?»

— Я умерла уже один раз, Никита — в том сгоревшем доме. И ото всех обязательств перед Богом и людьми тебя освобождаю.

Никита подошёл к Любаве и обнял её, не скрывая выступивших на глаза слёз: ведь он помнил ту, прежнюю Любаву. Но от неё только глаза и остались. Плечи Любавы, державшейся до того молодой женщины, затряслись от рыданий.

В двери заглянул удивлённый Иван. Увидев странную сцену — лекарь обнимает нищенку, и оба плачут, он деликатно прикрыл дверь.

Спустя некоторое время оба успокоились.

— Так, — решительно сказал Никита, — я тебя больше никуда не отпущу. Идём на постоялый двор, снимем на первое время комнату, поедим. А там и дом покупать надо — взамен сгоревшего.

— Нет, Никита, прежний ремонтировать будем! — жёстко сказала Любава. — Батюшка его строил, матушка там преставилась. Отчее гнездо.

— Пусть будет так!

Постоялый двор был недалеко. Хозяин заведения окинул вошедших подозрительным взглядом — что может быть общего у нищенки и зажиточного горожанина? Чувствовалось, что Любава стесняется и своей внешности, и убогой одежды.

Никита выбрал стол в углу, чтобы оградить Любаву от презрительных и удивлённых взглядов, сделал заказ.

Видимо, Любава проголодалась. Сначала она пыталась есть медленно, а потом отбросила приличия и прямо-таки набросилась на еду.

Никита старался не смотреть на неё, чтобы не смущать. Помыть бы её ещё да приодеть. Только по причине позднего времени лавки да торги уже закрыты.

Он расплатился с хозяином за ужин, снял комнату, отдав деньги за месяц вперёд, и попросил к полудню следующего дня натопить баню. Платил Никита не торгуясь, деньги доставал из калиты на виду у хозяина. Тот же, как увидел набитый монетами кошель, да все сплошь серебро, сразу сделался чрезвычайно любезным.

— И баня будет, сударь, и венички. Какие желаешь?

— Мочалки нужны, щёлок, веники берёзовые и обязательно полотенца не забудь.

— Всё будет, как изволишь.

Кровать была широкой, но легли оба по краям. Любава вела себя пока как чужая, а может — просто опасалась наградить Никиту вшами. В среде нищих разные насекомые были почти постоянными, хоть и необязательными их спутниками.

Любава уснула на удивление быстро — разморило в тепле, да на сытый желудок.

Утром, после лёгкого завтрака они отправились на торг.

Покупать пришлось всё, начиная с нижних юбок и заканчивая платьем, туфлями, душегрейкой и платка на голову. Да ещё всё не в одном экземпляре. Узел получился большим.

— Наденешь после бани, — строго сказал Никита.

Купцы в лавках косились на них, принимая Любаву за воровку и нищенку, но Никита платил полновесным серебром.

Один раз только Никита услышал — в спину уже:

— И чего он в этой калеке нашёл? Мало того, ещё и нищенка. Девок молодых и красивых полно!

Хорошо, что Любава не слышала.

Пока Никита донёс узел до постоялого двора, он изрядно вспотел. Поднимаясь с узлом в свою комнату, он столкнулся с хозяином. Тот раскланялся:

— Банька готова, как и велено! Извольте!

Никита расплатился за баню, а Любава отобрала вещи, в чём она должна была из неё возвращаться.

Мылись часа полтора, как не больше. Любава несколько раз промыла короткие волосы и яростно тёрлась мочалкой, смывая грязь. Ведь ей приходилось выживать после болезни, денег не хватало на еду, самое необходимое — не до бани было, хоть и стоила сия процедура две копейки.

А Никита с грустью и жалостью смотрел на худое тело жены. Худая стала, рёбрышки выпирают да рубцы от ожогов кожу стянули. Ничего, подкормит, приоденет, и с рубцами попробует справиться. Главное — жива.

— Ты что так на меня уставился? — устыдилась Любава, прикрываясь мочалкой.

— На рубцы смотрю.

— Я некрасивая, да?

— Откормим, подлечим. Всё хорошо будет, вот увидишь.

— Никита, мне даже не верится. Вот батюшка жив был, думала — выйду замуж, детки пойдут, жизнь счастливая. А как батюшка умер, всё наперекосяк пошло. Долги, дом на продажу выставили — а тут ты, как спаситель. Ты ведь мне ещё в церкви понравился. Потом замужество. Я в церкви свечку Николаю-Угоднику поставила — в благодарность, что жизнь налаживается. Ну а потом моровая язва, мама умерла. Сама едва выжила и калекой страшной стала. В каких трущобах жила — не рассказать, отбросы ела, мылась летом в реке — на баню денег не было. Об одном молилась — тебя встретить. Но и боялась встречи: думала — испугаешься, не признаешь, отшатнёшься. Только надеждой и жила. Загадала: не признаешь — руки на себя наложу, хоть и грешно. Но и так жить невозможно. Только, видно, есть Бог на свете, дошли до него мои молитвы! — Любава улыбнулась радостно.

Они попарились и снова пошли в мыльню, пот смыли. Вышли в предбанник, обтёрлись чистыми полотенцами.

Любава вздохнула:

— Хорошо-то как! Простая вещь — баня, а я так по ней соскучилась!

— Я тебя теперь от себя не отпущу.

— А я сама не отцеплюсь, — отшутилась Любава.

Когда они оделись и вышли, то столкнулись с хозяйским слугой — он терпеливо поджидал их у бани.

— Всё ли понравилось?

— Премного довольны. Вот тебе за труды, — Никита протянул слуге медяк. — И вот ещё что. В предбаннике одежда старая осталась — сожги её в печи.

— Будет сделано, — поклонился слуга.

Из бани они прошли в трапезную. Увидев Любаву — чистую, в новых одеждах, хозяин застыл в изумлении:

— Лопни мои глаза! Вчера нищенкой была, а сегодня боярыня столбовая!

Уж слишком разительны были перемены.

— Вина фряжского, хозяин, и поесть хорошо.

— Мигом исполню!

Подали на стол курицу, жаренную на вертеле, расстегаи с рыбой, суп с куриными потрошками, капусту квашеную, кашу гречневую с луком, хлеб душистый и вино.