Юрий Корчевский - Лекарь

— А харчи?

— Помощник мой, Иван, из трактира носить будет.

За десять дней кожа прижилась. Травник Олег Кандыба здорово подсобил, какую-то мазь, собственноручно изготовленную, дал; клялся, что заживёт быстро. И действительно, на каждой перевязке Никита убеждался — что да, действительно заживает. Сначала на разрезах грануляция появилась, а потом и вовсе всё срослось — ни нагноения, ни отторжения не произошло.

Теперь можно было и с Любавой попробовать.

Ещё хорошо бы лоскут кожи «на ножке» сделать, скажем — с руки. Рукой только недели две владеть не будет, зато лоскуту шансов прижиться больше.

В один из вечеров он всё объяснил Любаве.

— Ты же говорил — нельзя помочь, — удивилась она. — Я уж и смирилась.

— Всякие инструменты готовил, на мужике прежде попробовал, — объяснил Никита. — У него, правда, ожог по размерам невелик, но получилось удачно. Лицо пока трогать не будем, попробуем на теле.

— Я согласна! — Любава ни секунды не колебалась.

— Тогда завтра приступаем.

По всем медицинским канонам хирургу не полагается оперировать родственников, но выбора не было — не Ивану же её оперировать? Помощник он добросовестный, но он и сотой доли не знает того, что знает Никита.

Операция прошла по намеченному плану. Иван дал Любаве эфирный наркоз, Никита срезал на левом боку несколько грубых рубцов, а затем на кисти левой руки с тыльной стороны вырезал кусок ткани с рубцами. На правой половине грудной клетки вырезал кусок кожи, но не по всему периметру, оставив целой одну сторону получившегося прямоугольника. Подведя кисть левой руки к груди, он приложил лоскут.

Получилось замысловато: кусок кожи с груди теперь был на кисти, но питался сосудами с прежнего места. Руку прибинтовали к груди. Через неделю лоскут должен — просто обязан прижиться, ведь питание не нарушено. И когда лоскут прорастёт на кисти новыми сосудами, получая через них кислород и питание, питающую «ножку» можно отсечь. Получится в два этапа, зато надёжно. А для верности, когда лоскут ещё на «ножке» будет, его следует тренировать, периодически на короткое время пережимая пинцетом или зашивая сосуды. Нудно и кропотливо, но другой возможности помочь в данной ситуации Никита не видел. В медицине обычно быстро и хорошо не бывает. Это только в сказках стоит выпить чудодейственное средство, как человек избавляется от хворей.

После операции Никита сам перенёс Любаву на кровать. Теперь, когда лоскут кожи подсажен на кисть, ей никуда нельзя выйти. К тому же кисть смазывать мазью надо, бинтовать. И удобно — пациентка всегда рядом, под наблюдением.

После работы Никита оставался с Любавой, спал на соседней кровати.

Теперь оставалось надеяться только на организм Любавы. Уж коли она выжила после страшных ожогов, должна и сейчас справиться.

Лоскут прижился хорошо.

Каждую свободную минуту, когда не было пациентов, Никита проводил с Любавой. Он тренировал «ножку», смазывал мазью. Любава стойко терпела не совсем приятные процедуры.

И вот настал день, когда Никита решил — пора! — и отсёк «ножку» на лоскуте. Любава с наслаждением расправила руку — всё-таки тяжело все десять дней быть в одной вынужденной позе — и сразу взглянула на кисть. Кожа была ровная, гладкая, выделялись только операционные швы. Но со временем и они станут почти незаметными.

— Ой, как здорово! Наконец-то я смогу на дом сходить! Ремонт к концу подходит, а я здесь.

— Можно и сходить. Только руку беречь надо — в грязи не пачкать и стараться не поранить.

— Всё сделаю, как велишь!

Удалить на теле сразу все рубцы невозможно, и потому Никита планировал поэтапно срезать их все, а потом приступить к лицу. Это — самое сложное, потому как требует ювелирной работы, и все его ошибки и упущения будут видны. И, кроме того, шёлком шить нежелательно, надо конским волосом. Он тоньше, довольно прочный, не так заметны следы. Лицо — не рука, а для женщины — важнейшая часть тела.

Ещё через пару дней Никита после трудового дня проводил Любаву на постоялый двор. А следующим днём — на княжеский двор, к конюхам, уговорив их срезать по нескольку волос подлиннее из конских хвостов.

— Зачем тебе? — удивились конюхи. — Нешто татарин ты, бунчук сделать хочешь?

— Для дела потребно.

Волосы он получил. В лекарне Иван их промыл как следует, а потом Никита порезал их на куски длиной в локоть и оставил в кувшине с самогоном для стерилизации. А после работы он отправился к ювелирам и заказал несколько тонюсеньких кривых иголок.

Ювелиры заказу подивились. Обычно заказывали украшения, а тут — иглы. Чудит покупатель, однако деньги платит. Чего не сделать тогда? Изготовили, как Никита просил.

Раньше Никита волосом не шил, как и пластикой не занимался. В больнице шьют шёлком, кетгутом, хромированным кетгутом — даже тонкой проволокой.

Для начала он решил попробовать новый для себя шовный материал на коже в менее ответственных местах. Нескольким пациентам ушил порезы, наблюдал — красиво ли, ладно ли получилось. Результат превзошёл все ожидания: рубчик тоненький, а следов от иглы и вовсе не видно. Пожалуй, можно приступать к главному — лицу Любавы. И делать не весь объём сразу, а по маленькому кусочку. Долго, кропотливо, зато надёжно.

Тут бы уже и в дом въезжать — ремонт почти закончен, но внешность Любавы для него важнее. Да и новоселье после ремонта предстоит справлять, а он Елагину обещал со своей женой познакомить. Так уж лучше, чтобы она была с подправленным лицом.

Любава же, видя результат первой операции, не раздумывала — фактически она поселилась в лекарне.

И Никита приступил к кропотливой работе. Ещё до операции он целый месяц налегал на чернику и морковь для остроты зрения — при мелкой работе глаза устают в первую очередь. Теперь раз в неделю он срезал с лица Любавы по небольшому кусочку кожи с рубцами и на это место подсаживал здоровую кожу — то со спины, то с живота. При этом лицо Любавы почти всё время было забинтовано, и через месяц она взмолилась:

— Мазями пропахла — сил нет. В баню хочу.

— Уговорила, сделаем перерыв на месяц.

Никита успел заменить ей кожу на скуле и щеке — оставались лоб и шея. Но волосы на голове Любавы уже отросли, прикрывая рубцы на лбу, и сейчас бросались в глаза только рубцы на шее. Но, по крайней мере, на Любаву смотрели нормально. Сочувствовали, но не отшатывались в ужасе и отвращении.

Любава пропадала на доме. Ремонт наконец-то был завершён, артель ушла. Перед уходом каждому холопу Никита выдал по алтыну как премию.

— Премного благодарны! — поклонились ему мастера.

Однако дом стоял пустой, без мебели. Лавок, в которых торговали бы мебелью, не было, всё надо было заказывать. Никита нашёл толкового краснодеревщика — были в Москве такие мастера, делавшие мебель из морёного дуба, заморского палисандра, черного африканского дерева или тика. Купцы на заказ могли привезти любой товар из Европы, Азии — в том же Египте торговали африканскими товарами: деревом, слоновой костью, шкурами львов.