В. Бирюк - Найм

«На морковь» — это не из-за формы. Зелёненький кудрявенький хвостик у него из задницы не торчит. Это цвет у него такой. На морде лица. А так-то он вполне нормально выглядит: такой тёмно-коричневый с зелёными вкраплениями. «Понос после запора» — сходная цветовая палитра.

Особенно в столь неразборчивой ненормативной лексике. Хорошо летит. Как вражеский бронепоезд. А ведь я предупреждал — у меня и прошлая жизнь была. В которой я, правда, поезда под откос не пускал, но в оврагах — вырос. Мы там землянки рыли, картошку с огородов воровали и в костре пекли. Потом нашли ящик с боеприпасами. Термитки. И — тоже туда же, к картошке. Мда… Шумно было.

А между этими приключениями мы дрались. Двор на двор. Или — шобла на шоблу. Или — кодла на кодлу. До уровня шайки или банды — не доросли, не успели. А вот рукопашный бой на краю оврага «за сараями» — у меня отработан с детства. Есть там кое-какие простенькие тактические хитрости. Ну, чисто детские наблюдения. За полётом противника по косогору.

Задние заборы этих подворий, между которыми оказался спасительный для меня проход, выходят на край оврага. Но не висят над ним. Есть немножко узенького ровного пространства между обрывом и забором. А тропинка между заборами… она же утоптана, поэтому на ней травка не растёт, поэтому по ней водичка течёт. Поэтому она ниже своих краёв, на которых стоят заборы. Ну, я на этот край заскочил и к забору спиной прижался. А когда дядя добежал-выскочил — он оказался ниже меня. Упереться спиной в забор и дать пинка… В холку. «Стоячее бревно на корабле называется — мачта». Если к верхнему концу «стоячего бревна», не укреплённого растяжками, приложить горизонтальное усилие, то оно так и пойдёт. Верхним концом вперёд. Прямо вниз по тропиночке.

Нет, какой кайф! Не от этого конкретного успешного пинка в дядин загривок, а от глубокого чувства успешности и соразмерности. «Драка за сараями» — моё типовое еженедельное развлечение в течение нескольких лет в моём собственном детстве. И тут пришёл случай применить все эти давно наработанные инстинкты и рефлексы. Класс! Песня! Я вот это знаю, я это умею, я это понимаю. И обнаруживается достаточно точное соответствие моего нынешнего тельца моим тогдашним знаниям и умением. «Маэстро пинка». Гармония, знаете ли.

Как я его чётко… Ля-ля-ля… Коленочку так… как по технике положено — к груди… ля-ля-ля…. а потом пяточкой так выстрелил… у-тю-тю… и точно так попал — чуть ниже воротника, чуть выше лопаток… как всё пра-а-авильно получилось… чистый «тык» — ожидаемый «бздынь». А как он ручками машет… ну, прям, ассириец — у тех тоже быки с крыльями были… «Бычара окрылённый». Во, долетел. Заходит на посадку. Глиссаду держи, «бычий гейзер»! Всё, приземлился. Правильнее — «прибздынился». Посадка мягкая, «на брюхо». «У кого это у нас такой мягонький животик»… А теперь ещё и рваненький-драненький… Ну как же славно удачно пнуть плохого дядю в загривок! А как он быстро бежал! Какой я молодец! Прямо ускоритель какой-то.

Как хорошо-то! Как радостно! Человек на своём месте! Полная гармония. «Долго мучившийся этическими проблемами прогрессор, наконец-то, нашёл своё место в историческом процессе: пинать прохожих в холку на задворках».

У меня хватило ума присесть за лопухи. «Гейзерист» достиг дна, поползал там, поговорил с окружающими кустами и кочками, поделился впечатлениями от полётов. Но, в отличие от биржевых котировок, не начал подниматься вверх, а взялся бить все, что попало под руку. Драчуны-подростки пытались убежать от «стоячего бревна», перешедшего в состояние «бревно лежачее». Но ручки у дядя… Ну, не просто же так я рукава лишился! Пару «физкультурников» он поймал. И начал стукать ими друг о друга. О, так он ещё и литаврщик! Звона, правда, нет, но зато какой крик! Надо отметить себе для памяти: возможно создание духового оркестра из туземцев. Вот найду гобоиста и можно приступать. Кстати, а что это там валяется, на дне оврага? Такая неприличная кучка. Похожая чем-то на гобой. Количеством дырочек. С язычками-лоскуточками. Однако, хорошо парнишку отделали.

И, почему-то, старательно порвали одежду. Пойти, что ли, помочь болезному? А на кой? Мне, вообще-то, к кузнецам надо. Но дороги я не знаю, и спросить не у кого. Кроме как у этого… гобоина дырявого.

«Гейзерический» дядя, преследуя своих убегающих «тарелков», убрался вниз по оврагу. «Гобоин» занял сидячее положение на поле прерванной явлением «бычьего гейзера» битвы, и заплакал. Вид каждой части его драного туалета, подносимого к глазам для подробного изучения, повергал его в ещё большее уныние. Попытки вытереть слёзы очередной деталью костюма, отнюдь не успокаивали. Ибо нос у него был разбит в кровь и подтекал как ржавый водопроводный кран без прокладок. Красные разводы на рукавах рубахи, используемых вместо отсутствующих в эту эпоху вообще и у данного индивидуума — в частности, носовых платков — также не повышали эстетизма одеяния.

Парень рыдал всё громче, всё жалобнее, и душа моя дрогнула. Вот же сколько раз повторял я себе: «жалость моя — гибель жалеемого»! Пожалей здесь, с моими бестолковостью и аутизмом, и кого-то убивать придётся. Ведь же ярко выраженная закономерность! Но глубоко вбитые в юные годы принципы гуманистов и общечеловеков в формулировке от Полунина: «маленьких ням-ням — низя» — не позволяли безучастно любоваться столь ярко выражаемым детским горем.

Не, я не дурак: сперва прошёлся по верху оврага до поворота и убедился, что «гейзер юмора морковного цвета» не наблюдается. А уж только потом спустился к «гобою». При звуках моих шагов, парнишка в очередной раз испачкал полу-оторванный рукав собственной рубахи кровью из собственной же носопырки, поднял опухшее от побоев и слёз лицо, и вежливо поздоровался:

— Ну, чего встал? Не видал, что ли? Иди отсюдава!

Из этнографии известно: «Каждый финн больше всего хочет, чтобы его погладили по голове. И больше всего этого боится». Что я и наблюдаю. Хотя и по эту сторону от Ваалимаанйоки. И пейзаж сходный: мордобой, всё же, очень близок по своим проявлениям к пьянке — и морда красная, и встать не может. Бедненький…

Нет, что делает с мироощущением один удачный пинок в загривок противника! Жить хочется! Хочется делать добро людям! И всё вокруг кажется таким милым и добрым. Почти как я сам.