В. Бирюк - Найм

Вообще-то, медицина рекомендует отливать таких… перегрузившихся — тёпленькой водой. А то сердце у пациента… сами понимаете, инсульт-инфаркт… Но зачем мне в хозяйстве бычок-производитель — инфарктник? Да ещё запойный?

— Встань.

Не надо трясти головой отрицательно в ответ на мои просьбы. Особенно, когда рядом злой Ивашко в крепких сапогах. И втыкаться лицом в стену избы после пинка — не рекомендуется. Можно нос разбить. Уже разбил. Повторяем. Умываем. Поднимаем… Ещё раз повторяем… Стоит.

— Меньшак, ты мне денег стоишь. Сдохнешь — мне убыток. Ты мне для дела нужен. Но я потерплю и найду замену. А вот глупости я терпеть не буду — сдохнешь сразу. Больно помирать будешь. За то, что забыл — кто господин над тобой. За то, что слова моего — не исполнил. За то, что сам слова невежливые говорил. А ещё — за пьянство. Коли будешь пить — от семени твоего будет вред.

Мне вспомнились вздрагивающие на столе руки Жердяя. Его негромкие, прерывающиеся паузами, слова. Не мне — самому себе сказанные. «Свадьба… неделю пили…».

«В жизни есть два горя — смерть близких и больные дети. Остальное — просто неприятности». Уж и не знаю, чья эта мудрость. Да и мудрость ли? Скорее — крик души.

Ещё дебилов мне в вотчину… или дебилок… — точно не надо. «Дети понедельника»… нафиг-нафиг.

— Поэтому вот тебе моя господская воля: с сей минуты на пять лет всякое хмельное тебе заборонено. Напрочь. Хоть кружечка, хоть ложечка, хоть глоточек. Хоть пиво, хоть бражка. Увижу, узнаю — руки поломаю. Чтобы кружку брать нечем было. Потом — отрежу яйца. Сразу. Без вариантов. Мне уродиц, по пьяни сделанных, не надобно. Вот и решай: что тебе дороже. Всё.

Ну вот, теперь кажется, можно и делом заняться. Я за селищем, на горке присмотрел овин. Хозяин, у которого мы на постой встали, сказал, что овин его и пустой. Пожалуй, можно будет сделать нормальную разминку. Потянуться, покрутиться. Понятно, что в очень ограниченном пространстве. Но — местных не испугаю. Пошли, Сухан, мышцу качать.

Всякому понятно, что быть здоровым лучше, нежели больным. Что проще поберечься и не заболеть, чем заболеть по глупости и после лечиться. А ведь есть болезни человеческие, которые и вылечить нельзя. Кроме сих, каждому понятных истин, есть и иные, понятные более мудрецам. О том, что человек изначально рождается здоровым или больным. Или здоровым, но ко многим болезням склонным. Даже и срок жизни предопределён при рождении.

Процветание державы — в народе её. А какое процветание с болящими да страждущими, да язвами мучимыми, да немочью разной? Не будет доброй державы у хворых да слабых. Не будет здорового колоса от худого зерна. Стало быть, надо чтобы и дети на Святой Руси рождались от здоровых родителей. Кто болезням не подвержен, живёт долго, с руками и с головой в ладу. От таких надобно деток многих. А от прочих — не надобно. То-то и я во всякое время искал мужей добрых да делал так, чтобы семя их по Руси широко разлилось. Чтобы многие русичи от них произошли. Чтобы народ наш от рождения лучше, умнее, здоровее был. Болестями не измучен, долгостью жизни не обижен.

Дальше, слава богу, без приключений. Поутру, затемно — назад. Дорогой с Ивашкой и Николаем дела всякие обговорили. А как-то оно по жизни будет… ну, наверное, одному богу известно. Сейчас быстренько соберём в Елно обоз и на Угру поведём. Я хоть представление теперь имею — что почём и как чего. И вообще — мне домой хочется, в эту мою… вотчину.

И сколько я себя не уговариваю, типа: Иван Юрьевич, да что ж Вы такую смешную глупость придумываете? Какая такая у Вас, продвинутого специалиста по сложным системам начала третьего тысячелетия и всякое бла-бла-бла… может быть — «вотчина»? С Вашим-то критическим отношением к иллюзорным этикеткам, да с пониманием виртуальности всякой социальности, да в Пердуновку… А и плевать — дом мой там. Как-то там мои управляются…

В Елно, к удивлению моему — все целы, ничего не разбито, не поломано. На подворье Гостимил кривится, будто кислицы наелся, а его супруга — птичкой порхает.

«— Говорят, ты к моей жене гуляешь. Не нравится мне это.

— Ей — нравится, тебе — не нравится. Вас, Петровых, не поймёшь».

Я сперва на Чарджи подумал — нет, без него обошлось. «Коростель»-то этот… видать, неплох по этому делу. Ну и ладно: «чем бы баба ни тешилась, лишь бы потом дитя не плакало».

Мара уже не муркает, но пока ещё не злобствует. Так только — кышнет, если кто близко подойдёт. Так к ней никто и не подходит. Даже смешно: как Мара — на двор, так мужики — со двора. Как цыплята от коршуна: врассыпную и быстро.

С Прокуева двора почти всё вывезли. Но вот это «почти»…

Мараны майно с болото вывезти… Ну, это вообще — дурдом. Ивашко на то место идти — ни в какую, Чарджи… выразился насчёт болот и места торка в них. В общем — сам. Всё — сам, всё — везде, всё — своими ручками…

У Николая ещё куча забот — он довольно много моих заказов среди здешних мастеров по-размещал — надо получить. А за ляпы да разгильдяйство взыскать. Дурней баловать — себе во вред. Пошли взыскивать. Мда… Не «Святая Русь», а зыбун-песок.

— А котлы большие где?

— Дык… завтрева…

— «Завтрева» ещё и маленькие должны быть. И где?

— Дык… ну…

— А серпы? Где серпы обещанные?

— Дык… сосед заходил, ему слышь-ка, спешно надо. Ну, кум же мой…

Выбирать не из кого, монополисты хреновы. Все друг с другом в свойстве-родстве. Цены ломят… Как в «Штокмане».

Тут вот в чём прикол: почти все магазины в Европе торгуют примерно одним и тем же товаром. Всё тот же Вьетнам, Тайланд… Но одни пытаются привлечь покупателей низкими ценами, как «Лидл», другие — рекламой, как «Штокман». Надувают рекламу — надувают цены. Но это — для приезжих. А местные на рекламу не реагируют — притерпелись. И тогда вводится система скидок. «Вы наш постоянный клиент», «только сегодня — сумасшедшая распродажа»… Чужак, который в этот магазин попадает раз в год — платит и цену вещи, и цену рекламы. А аборигену — дешевле. Кстати, этот принцип «соседям — полцены» был одним из краеугольных камней американской системы розничной торговли ещё в начале 20 века.

На «Святой Руси» — это норма. Иначе и не понимают. И по ценам, и по срокам, и по качеству. А мне это… будто у меня серебро второго сорта. Вам нравиться чувствовать себе негром в условиях сегрегации и апартеида? Или нормальным советским человеком в советской, насквозь блатной, торговой системе? «Чужак? — В конец очереди». Дискриминация, однако.

— Вон у тебя кадушки добрые стоят. Продай с десяток.

— Не. То куму, свату, брату, деверю, шурину…

— Так эти же стоят попусту. Продай мне. Им новых сделаешь.

— Не — низя. Чего будет — про то только господь бог знает. А ежели что… обидятся они. Не по обычаю. Ты закажи да недельки через две забеги. Глядишь — и поспеют.