Евгений Токтаев - Тени надежд

К стенам Милета подошло войско, численностью не менее чем в двадцать тысяч человек. С крепкими тылами, поддержкой обширных людских масс. У селян зимой занятий немного, отчего бы кулаки не почесать? Ради будущего. От искры разгорелось пламя.

Антигон не торопился штурмовать Милет, затягивая осаду. Он прекрасно понимал, что бесконечно это делать нельзя. Уже наступил месяц гамелион. Минует он, и в середине антестериона Автофрадат сможет выйти в море. А там – наноси удар куда хочешь, отрезай тылы, высаживай десанты. Четыреста триер – не шутка. Никто не осилит. Сейчас, часть из них вытащена на берег, большинство скученно, борт к борту, стоит в гавани Лады. Гребцы и матросы на берегу, пехоту Мемнон почти всю свез в Милет и расставил на стенах. Корабли неподвижны, связаны канатами и цепями, беззащитны. Бери, не хочу. Эх, как взять-то... Почти сорок стадий до Лады, а флота у Одноглазого – пять триер, что родосец не успел увести из Эфеса, да два десятка лоханок на которых и по спокойному морю забоишься идти. Куда уж, зимой.

Флот, ага. Даже наварх имеется. Эта должность, как-то сама собой досталась критянину Неарху, одному из ближайших "друзей"... нет, не так – друзей покойного Александра. Критянин на сем славном острове, древней цитадели давно уже испивших из вод Леты морских царей, только родился, а большую часть жизни прожил в Амфиполе. Родителя его приблизил Филипп, вот сына и отправили вместе с другими знатными юношами в Миэзу, где в цветущих, дышащих жизнью садах, тенистых мраморных портиках, неспешно прогуливаясь по, чуть шуршащим мелким гравием, дорожкам, Аристотель открывал Александру мир.

Прежде Неарх к македонскому флоту касательства не имел. У Филиппа хватало навархов, а Александр, следуя советам старших, назначил начальником над теми кораблями, что доставили его в Азию, среднего сына Пармениона. Тот нашел свой конец рядом с отцом в битве у второй родины Неарха. Критянин ни дня не прослужил в военном флоте, но, тем не менее, похоже впитал знание моря с молоком матери. Никто из оставшихся с Антигоном македонян не стал оспаривать его командования над приобретенными скрипящими и протекающими корытами. Посмеивались только.

Частенько разглядывая скрывающуюся в утренней дымке Ладу с высокого берега или вершины строящейся у южной стены гелеполы, критянин задумчиво почесывал щетину на подбородке, что в период осадного одичания позабыл про бритву. Дней десять просто смотрел, прикидывал что-то, а потом, кликнув добровольцев, вышел в море на открытой всем волнам и ветрам десятивесельной эпактиде и, на удивление безнаказанно, доковылял на ней до самого входа в Театральную бухту, названную так из-за того, что на северном ее берегу сразу за городскими стенами стоял театр.

Суденышко подпрыгивало на волнах, как невесомая пушинка. Половина моряков вычерпывала воду, а критянин, с рычанием ворочающий рулевое весло, напоминал в эту минуту Геракла, борющегося с Немейским львом. Вылазка прошла без неприятностей, никого за борт не смыло. Селевк высмеял бессмысленный риск, но критянин считал иначе.

– Это возможно.

Антигон сидел за столом и, уперев локоть в блестящую, покрытую лаком крышку, прикрыв нижнюю часть лица ладонью, искоса рассматривал Неарха единственным глазом. Пердикка, подсевший сбоку, со скучающим выражением лица крутил по гладкой поверхности золотую монету. Порывистый ветер тревожил ткань шатра, она слегка подрагивала. Возле подножия центрального опорного столба накапливалась лужица: снаружи моросил дождь.

– Если бы ты вышел в море под парусом... – скептически хмыкнул Пердикка, – а так... Кому ты чего доказал? Не потонул и ладно.

– Это возможно, – упрямо повторил Неарх, – дождусь подходящего ветра и выйду под парусом.

– Давай-давай, – покивал таксиарх.

Антигон покосился на него, убрал ладонь от лица и звонко хлопнул по столешнице. Монетка Пердикки подпрыгнула и, жалобно зазвенев, задрожала, укладываясь плашмя.

– Что там? – спросил стратег.

Пердикка сгреб потертый персидский дарик.

– Лучник.

Таксиарх толкнул монету к стратегу, тот поймал, развернул пальцами, хмыкнул. Да, действительно, монета легла кверху выпуклым изображением Дария, стреляющего из лука.

– Ты что загадывал? – спросил Пердикка.

– Я не собираюсь полагаться на случай, – прогудел Антигон и поднял глаза на Неарха, – только одна попытка у тебя, другой Автофрадат не даст. Ты это понимаешь?

Критянин нагнул голову. Антигон все еще колебался.

– Пять кораблей, – сказал Неарх, дернув щекой, – этого хватит. Это возможно.

– Почему ты так уверен, что хватит пяти? – спросил таксиарх, – смотри, какая сырость кругом. Снизу вода, сверху вода, кругом вода. Гефестову жаровню надо, тогда может, что и выгорит...

– Вовсе нет, – невозмутимо возразил Неарх, – в дождь, конечно, не сунемся, слишком рискованно. Смолу, масло, деготь, паклю – легко достанем. Займется так, что зарево на Самосе увидят.

– Хорошо, – откинулся на спинку складного кресла Антигон, – начнем одновременно. Ты – чуть раньше. Ночью соваться – безумие. До Лады не дойдешь, разобьешься о скалы. Выйдешь в море перед рассветом. А как прояснится, двинемся мы. Десять дней тебе на подготовку даю.

Пердикка пробарабанил пальцами по столешнице, привлекая внимание.

– Чего-то сказать хочешь? – поинтересовался стратег, – говори.

– Десять дней даешь... Не успеем ведь. Мне кажется, этот твой механик – шарлатан. Первый раз он гелеполу строит. Верхние уровни перетяжелил. Нагрузка на катки страшенная. Все скрипит, трещит...

– Успевай! – повысил голос Антигон, – некуда дальше тянуть! Машины с верхних уровней сними. Только одна ведь такая? Чего грешишь на Никомаха? Остальные башни он хорошо изладил? Хорошо. А тут лучше глядеть надо было, мнится мне – на этой гелеполе лазутчики сработали. Я тебе сказал – головой отвечаешь за башни и машины! Спрошу. Со всех вас спрошу, никого жалеть не стану. Избрали меня вождем – не думайте, что я вам брат, сват. Разленились от успехов! Перед Александром бы так не сидел, вразвалку! А ну, марш за работу!

Пердикка подпрыгнул, будто его в задницу шилом укололи и спешно ретировался. Антигон, остывая, перевел взгляд на Неарха.

– Десять дней у тебя.

Этого человека на рассвете десятого дня привел Леоннат. Милетянин ночью спустился по веревке с северо-западной стены и вдоль кромки прибоя прокрался в лагерь Пердикки. Одет перебежчик был не бедно, хотя изрядно перепачкался в грязи.

– Ты кто? – прогудел Антигон.

– Мое имя – Главкипп.

– Хочешь что-то сообщить мне, Главкипп? Говори.

– В городе смута, стратег. Кто-то пустил слух, что кончаются запасы зерна. Люди поверили, кинулись к государственным складам. Мемнон толпу разогнал. Кровь пролилась. Злы люди. На персов, на тебя, даже на богов.